Сухой закон
Шрифт:
— Известно, кто они?
— Мы опросили местных. Поговаривают, что этот ростовщик — Гэрри Томпсон, был главой ирландской банды. Полиция приглядывалась к нему, но он был очень хитёр. Предъявить ничего пока не смогли. Думаю, в реальности, дела его были куда серьёзнее. Тут налицо разборки между бандами…
— Ты прав. На Глендон-Хилл ещё три трупа. Все зарезаны. И тоже никаких следов, кроме как от обуви. Не удивлюсь, если они подчинялись этому же Гэрри Томпсону, — протянул шериф Бронкса.
— Вот как?! Тогда у меня скверные
— Куда уж хуже?
— Среди тех, кто всё это сотворил, есть люди с армейской выучкой. Действовали, словно диверсанты на войне.
— Кто-то остался в живых?
— Бармен. Но он не видел лиц нападавших. Сказал только, что они говорили с русским акцентом. И он утверждает, что знать не знал, кто такой Томпсон, и якобы просто сдавал ему помещение для игры в покер.
— Врёт!
— Конечно, ты бы видел, что у него нашли в потайной комнатке. Иди за мной.
Оба поднялись наверх и вскоре уже были в низеньком чулане, скрытом дверцей массивного шкафа.
— Покажите! — попросил детектив криминалиста.
Тот обернулся и поднял перед собою в перчатке увесистую улику.
У Фэллона заиграли желваки:
— И теперь это — в руках какой-то банды, которая орудует на моих улицах?
— Похоже на то, — невесело ответил Барлоу.
Шериф шумно выдохнул и хрустнул пальцами:
— Известно о том, кто может быть под подозрением из русских?
— Потрясли местных бродяг. Говорят, что в этом районе многим заправляет некий Виктор Павлович Горский. Ему официально принадлежат несколько баров и складов в Бронксе. Эмигрант из России, уже прилично в Штатах.
— Я сейчас же выезжаю к прокурору. Дело очень серьёзное. Как только добьюсь от него ордера, начинаем обыски у Горского. Найдите мне его самого!
* * *
На следующий день
Алевтина стояла у окна, сгорбившись и обняв свои плечи. Я задержал дыхание, а затем медленно выдохнул. Что ж.
— Аля…
Она резко обернулась и посмотрела на меня заплаканными глазами.
— Что ты натворил?! Во что ты впутал меня и маму?
Я переждал эту тираду, терпеливо слушая все упрёки в свой адрес. Хорошо, что отморозки Томпсона не «тронули» девушку, но страху она натерпелась неимоверного. Поэтому я подошёл к ней и обнял. Она чуть потрепыхалась, но вскоре затихла у меня на плече, тихонько всхлипывая.
— Аля, нам нужно поговорить…
— Что ты хочешь от меня, Лёша? Я не хочу с тобой ничего обсуждать!
— Это касается твоей безопасности и безопасности твоей мамы.
Она подняла на меня мокрые глаза и вздохнула.
— Присядь… — я увлёк её на диван и сел рядом.
— Послушай меня внимательно, — начал я тяжёлый разговор, — Мне нужно, чтобы вы с мамой уехали.
— Зачем?
— Так надо. Я ещё не разобрался со всеми, кто хочет достать нас…
— Куда? Мы только осели здесь…
— Я понимаю, — терпеливо объяснял я, — Но сейчас, если будут стараться насолить мне, то могут делать это через тебя. И думаю, что дальше такое может быть часто. Смотри, здесь я написал подробные указания — что и как нужно сделать, — я достал из внутреннего кармана аккуратно сложенное письмо.
— Зачем это, Лёша?
— Послушай меня. Тебя и маму проводят на лайнер до Франции…
— Что-о??? — округлила глаза Аля.
— Дослушай! Оставаться в Штатах нельзя. В письме — подробные инструкции, где можно остановиться, и как связаться с русскими общинами. Билеты на лайнер уже куплены и тоже в конверте. Там же — банковский чек и его копия на всякий случай. Я указал: куда и в какое отделение банка надо прийти. Там будет номерной счёт до востребования. Вам должно хватить денег на первое время…
— Какой счёт, Лёша? О чём ты?
— Не перебивай и слушай внимательно! На счету будет три тысячи долларов…
Алины глаза расширились:
— На первое время? Не ври мне! Ты отсылаешь меня навсегда!
— Вы сможете вернуться через год, когда всё уляжется. Но я прошу тебя, не возвращайся в Нью-Йорк или Чикаго. Лучше останься там… Во Франции…
Три тысячи долларов это двухлетняя зарплата врача-американца хорошей квалификации в Штатах. Для девушки, работающей швеёй и подрабатывающей в магазине, устроиться на эти деньги можно будет весьма хорошо. Привлекательная, неглупая, работящая красотка точно не пропадёт во Франции. Билеты я купил на северное побережье. Там много кто говорит по-английски, привыкать будет проще.
Тяжело ли давался этот шаг? Алексей, если бы его сознание не спало, наверное, просто загнулся бы от боли. Гормоны в теле при нахождении рядом с «близким» человеком тоже бурлили. Но зрелый ум в голове говорил, что это — лучший выход для всех.
Аля — моё уязвимое место. Я слишком поверил в то, что можно вести такую же личную жизнь, как и раньше. Позволить себе настоящие серьёзные отношения сейчас — я не мог. Это означало подвергать постоянной опасности свою избранницу. Возникшую привязанность нужно было оборвать… И сделать так, что девушку и её мать не нашли, обеспечив им хороший старт и достойный запас на пару лет. Так, чтобы меня даже не связали с ними. Поэтому и номерной счёт до востребования…
А противоположный пол… Не думаю, что буду нести обет воздержания. Перед глазами неожиданно возникло аристократичное лицо Блум, её длинные ресницы, с росинками дождя в день скачек на ипподроме. Я отогнал от себя эту мысль. Негоже в этот момент думать о других…
— Тебя отвезут в порт и проводят. Парни проследят, чтобы за тобою не было хвоста…
— Какого хвоста, Лёша? — Аля вдруг вскочила и начала бить меня кулачками по груди, плечам, рукам, — Зачем я только связалась с тобою? За что это всё?