Суккуб
Шрифт:
За спиной хлопнула дверь, я снова отвлеклась. Подумала, что стоит прогуляться. Все внутренности, что зажаты во мне, пока я скрючилась перед монитором, все они мечтают занять причитающееся место. Они будто молят меня о снисхождении. Я слышу их. Слышу, как гудит поясница: распрямись! Вздыхают легкие: подыши! Орет желудок: поешь! Плачут колени, горло, немеющая задница, глаза… Ноет все мое существо. Мне нужно встать и пройтись.
Когда я залочиваю комп и поднимаюсь. Когда я разворачиваюсь к двери. Когда обегаю взглядом помещение, я понимаю, что осталась в воскресный полдень одна в замкнутом пространстве с Уродом, который внимательно,
Я устала. И у меня ледяные ступни. Я хочу есть. Я хочу сладкого, горячего шоколада из автомата в коридоре. Чтобы он обжигал пальцы и источал необыкновенные запахи…
Хуже всего то, что Урод продолжает смотреть. Он никогда не подойдет ни ко мне, ни к любой другой девушке. Он знает о себе достаточно, чтобы прогнозировать реакцию на любое вмешательство в чужое личное пространство. Я не знаю, унижают ли его эти взгляды, эти глухие, почти неслышные выстрелы в спину: «урод-урод-урод».
И не хочу знать.
И думаю о нем сейчас лишь для того, чтобы отвлечься от жалости к себе. Чтобы успокоиться. Чтобы все же встать. Пройтись. А потом закончить со статьями. Потому что на следующей неделе нужно сдать курсовую…
Поэтому я просто дышу.
Дышу…
Когда эта рыжая ошибка природы встала надо мной, хотелось прошипеть: «Исчезни, Урод». Я посмотрела на него исподлобья, а он спросил своим высоким вибрирующим голосом, будто открыл тяжелые старые ворота с проржавевшими петлями:
– Может, кофе?
Я сглотнула, не понимая. Он со мной заговорил? Просто взял и осмелился с кем-то заговорить? Предложить кофе? Наблюдать сверху, как я реву?
Как он посмел? Просто заговорить с кем-то, кто его презирает. Считает его уродом. Как он мог просто спросить меня о чем-то? Разве он не чувствует к себе того же, что и мы все к нему? И разве он не чувствует к нам всем то же, что и мы к нему?
Не меняясь в своем омерзительном лице, он развернулся и пошел к двери. Я вытерла щеки и встала к окну, отодвинула тяжелую пыльную занавеску. На улице было солнечно и пусто. На улице было холодно и гадко. На мутную серо-голубую улицу падали отвратительные призрачно-желтые лучи солнца. Это как его глаза… Невзрачные, блеклые, тусклые глаза в кольце желтых ресниц.
Дверь тихо хлопнула, впустив Урода с маленькой коричневой пластиковой чашечкой. Тут же запах, что сводил мои мысли судорогами пару часов назад, заполнил нос, горло, проник в легкие, уже расшифровавшись в нечто томительно-привлекательное.
– Горячий, – предостерег он, протягивая мне стаканчик.
Я не успела сделать вид, что не беру. Руки протянулись раньше, чем я смогла одернуть себя. Избегая его взгляда, я смотрела в бежевую пенку на поверхности и вдыхала аромат. Вдыхала, вдыхала и вдыхала… будто у меня вместо легких газовый баллон, и я могла сохранить этот аромат в себе. Законсервировать. На потом.
Я отвернулась к окну, обхватив горячий стаканчик ладонями. Постепенно, медленно боль проникала все глубже, сквозь кожу и мышцы, к самым костям. Это было наказанием за то, что я не могу сказать ему «спасибо». Да, я не могу сказать Уроду «спасибо» за чашку кофе, о которой мечтала последние часы.
Когда за спиной тихонько хлопнула дверь, я вздрогнула. Обернулась. Я осталась одна. Он ушел.
Стало спокойно. Останься он здесь, я испытывала бы чувство вины из-за того, что не могу поблагодарить. А так – он просто ушел. Будто и не было его. Вот, и хорошо. А мне работать надо…
«Ты куда пропала? Мы в Винстриме» – сообщение SMS. Подняв взгляд на последнюю, третью статью, я сжала телефон.
Я действительно забыла или просто не хотела вспоминать, что у Аньки День рожденья? Именно об этом она намекнула мне вчера утром…
Она сказала: Курсач горит. Не успеваю.
Она подразумевала: Ты не можешь подарить мне ничего, кроме этого…
Она не произнесла это вслух, но она сказала. Я хотела об этом забыть. Я почти забыла.
На улице еще светло. Они в Винстриме. Они празднуют ее День рожденья. И спрашивают «где я»? А я тут. И мне еще немного. А потом нужно писать свою курсовую. И судя по всему, еще работу Аньки. И все это на неделе. До пятницы.
Я посмотрела на текст. Неохотно продолжила переписывать историю эволюции Porsche. 1948, 1951, 1954, 1955, 1959, 1961, 1963, 1968, 1969… 1996, 2002… Впервые в истории Porsche был выпущен четырехдверный автомобиль с полнофункциональными задними сидениями. Ведь, «полнофункциональный» может являться синонимом «полноценный»? Если мой желудок полнофункционален, является ли он полноценным? Хрен с ним. Пусть эти чертовы сидения будут полнофункциональными…
Уже смеркалось, когда я вышла на улицу. До Винстрима три остановки на метро. Иногда мы проводим там время. Анька чаще, чем я. Все они чаще, чем я. Можно доехать на автобусе. Днем это дольше из-за пробок. Сейчас это займет вечность. Даже до метро дойти пешком быстрее, чем ждать хоть какой-то транспорт. И полезнее.
Зайдя в Винстрим, я пересекла рамку.
– Вашу сумку, – попросил охранник. Я бывала здесь, и он видел меня раньше. Но досмотр – его работа, а потому я распахнула сумку. А он просто кивнул.
Итак, на второй этаж. Слева сцена, перед ней – танцпол. Справа столики. Мои сидят посередине, сдвинув три маленьких столика.
Анька – блондинка. У нее длинные волосы, которые по праздникам она завивает щипцами. Она милая и приятная. Очень симпатичная. Не худая. Не высокая. Не глупая. Не бедная. Она просто девчонка, с которой я делю комнату в общежитии. И каждое утро она смотрит на меня, как на будильник. И платит мне за написание ее работ. Уже четыре года.
Почему она любит Винстрим, я не знаю. Почему они все любят этот бар, я тоже не знаю. Я уважаю это место за то, что могу услышать здесь музыку прошлых веков и увидеть в глазах окружающих тот же восторг, какой вызывает она у меня. Я могу услышать тут Вивальди. Я могу услышать тут все, что угодно. Здесь играет Луи Армстронг. Здесь никогда нельзя заранее предугадать, какой сюрприз преподнесет тебе, лично тебе, исключительно тебе – ди-джей. Бах в баре Винстрим – это почти то же самое, что сигарета, тлеющая на дне бокала мартини. Искрящийся пепел, отпечаток помады на фильтре и дым, струящийся сквозь напиток на поверхность… Вот так это звучит. Это невозможно. За это я люблю Винстрим.