Сумасбродные сочинения
Шрифт:
— Так что же вы хотите узнать? — поинтересовался Великий Ученый.
— Профессор! — ответили мы. — Наш журнал хотел бы получить простое, ясное и доходчивое объяснение важности радия, которое поймут даже наши постоянные читатели. Нам известно, что вы более чем кто бы то ни было одарены кристальностью мышления… — Великий Ученый кивнул, — …и что вы способны выразить свою мысль в гораздо более доступной форме, чем любые два профессора, вместе взятые.
Великий
— В таком случае, — продолжали мы, раскладывая на коленях свои записи, — приступим. Поведайте нам, а через нас и четверти миллиона наших взволнованных читателей, что там такого важного со всеми этими открытиями.
— Все это, — начал профессор, заметив, что мимические движения нашего лица и подрагивающие уши выражают неподдельный интерес, — до удивления просто. Я объясню буквально в двух словах.
— Да-да, именно в двух словах, — закивали мы.
— Количество радия, если говорить коротко…
— Да-да, коротко! — перебили мы.
— Количество, если перейти к самой сути…
— Да-да, к сути! — воскликнули мы.
— Стремится к расщеплению до последнего атома.
— О! — поразились мы.
— Я должен попросить вас, — продолжал Великий Ученый, — очистить мозг от всех упоминаний о концепции измеряемых величин.
Мы кивнули. Мы уже давно очистили мозг от этой концепции.
— Едва ли, — продолжал Великий Ученый, и мы уловили теплую нотку в его голосе, — я должен напоминать вам, что мы имеем дело с чем-то ультрамикроскопическим.
Мы поспешили уверить профессора, что в соответствии с высочайшими стандартами, декларируемыми нашим журналом, мы, несомненно, будем считать все, что он нам расскажет, ультрамикроскопическим, и, соответственно, относиться как к таковому.
— Итак, — продолжали мы, — вы говорите, что суть проблемы в расщеплении атома. Не можете ли вы пояснить нам, что такое, собственно, атом?
Профессор изучающе посмотрел на нас.
Мы, в свою очередь, смотрели на него открыто и честно. Момент был критический. Сможет ли он сделать это? Годимся ли мы для того, чтобы принять его объяснение? Сумеем ли мы принять его?
— Думаю, что смогу, — наконец проговорил Великий Ученый. — Давайте начнем с допущения, что атом — бесконечно малая величина. Чудесно. Затем предположим, что хотя атом невесом и невидим, тем не менее он занимает некий объем в пространстве. Позволите мне предположить такое?
— Да-да, более того, мы настаиваем, — закивали мы.
— Прекрасно. А раз он занимает объем, значит, имеет и форму. Предположим — гипотетически! — что атом имеет сферическую форму, и посмотрим, что из этого следует.
Профессор воодушевился. Он расхаживал по лаборатории взад-вперед, а лицо его выражало всю гамму чувств. Мы тоже постарались изобразить некую гамму на своем лице.
— Нет лучшего способа двинуть науку вперед, — проговорил Великий Ученый, — чем найти наиболее привлекательную гипотезуи оставаться верным ей.
Мы кивнули. Мы в своей обыденной жизни тоже старались следовать этому правилу — особенно после работы: найти гипотезупопривлекательнее.
— Итак, — провозгласил профессор, усаживаясь напротив нас, — предположив сферическую форму и пространственное содержание, предположив знакомые нам динамические силы и предположив… ну, тут, полагаю, все совершенно ясно. Предположив, что ионы… или ядраатома… не могу подобрать более удачного слова…
— И мы не можем, — согласились мы.
— Предположив, что ионы движутся под действием этих сил, что мы имеем?
— О! — сказали мы.
— Что мы имеем? Пойдем простейшим путем. Силы внутри нашего атома… который сам по себе круглый, пометьте это…
Мы пометили.
— …являют собой просто-напросто функцию «пи»!
Великий Ученый торжествующе расхохотался.
— Функцию «пи»! — восторженно повторили мы.
— Абсолютно верно! Наша концепция материального тела привела нас к сплющенному сфероиду, образованному при вращении эллипса вокруг короткой оси!
— Господь всемогущий! — проговорил мы. — Не больше и не меньше!
— Именно! Теперь остается лишь извлечь квадратный корень.
— Как просто… — пробормотали мы.
— Не совсем, — заметил профессор. — На самом деле обычно я прошу своих студентов, чтобы они окончательно все поняли, взять корень из F — где F конечная величина… — он пристально посмотрел на нас. Мы кивнули, — …и вычислить из него логарифм бесконечности. И все становится ясно!
— Ясно? — пробормотали мы, чувствуя, как логарифм бесконечности лишает нас опоры под ногами.
— Конечно, — сказал Великий Ученый. — Логарифм Бесконечности равен Неизвестности.
— Да-да, — обрадовались мы, услышав что-то знакомое.
— При этом, — небрежно продолжал профессор, — мы можем поступать с Неизвестностью как с любым другим числом.
Это озадачило нас. Мы хранили молчание. Хотелось вернуться к чему-то более осязаемому. К тому же в нашем блокноте практически кончились чистые листы.