Сумеречный вор
Шрифт:
Харуюки мог лишь слабо улыбнуться и покачать головой.
– «Брэйн Бёрст» – это игра, но в то же время не игра. Такие, как Номи, пользуются ускорением, чтобы чего-то добиваться в реале, и они готовы на все, чтобы сохранить эту силу. Подумай: если бы не ты вышла тогда из кабинки, а какая-нибудь другая девчонка, я бы уже…
– …Сидел в полиции, да, – запоздало содрогнувшись, прошептала Тиюри. – Но… тогда, значит, этот Номи еще какие-нибудь ловушки нам подстроит? Не только Хару… Так-куну, Черно-семпай и мне, нам всем это угрожает?..
– Ну нет, я ему этого не позволю, – необычно суровым для себя тоном перебил Харуюки, стараясь отогнать тревогу Тиюри. – Теперь мы понимаем, что этот тип из себя представляет, и не будем просто сидеть и ждать. Может, мы с Таку уже завтра им займемся. Не хотелось бы, но… если понадобится, мы насильно подрубимся к нему Прямым соединением и выясним, как ему удается не попадать в дуэльный список.
– …Хару…
Тиюри, однако, по-прежнему смотрела уныло; она закусила губу и опустила голову.
– Я… мне это как-то не нравится. Что-то неправильно. Это всего лишь игра… Но Хару и Так-кун, и Номи тоже, вы все как-то не развлекаетесь.
– Не-неправда, – поспешно замотал головой Харуюки – но в то же время подумал, что у Тиюри есть все основания считать именно так.
У нее редкий аватар, «хилер», но она еще ни разу не участвовала в дуэли. Размер и детализация арены, горячка боя и восторг победы – все это Харуюки хотел бы показать ей, и как можно быстрее, но придется неделю подождать, пока в Токио не вернется Черноснежка.
– П-по крайней мере я изменился, когда установил «Брэйн Бёрст»… я смог наконец как следует поговорить с Таку, и мой параметр покорности тоже вроде бы чуток ниже стал…
Услышав эти слова, не очень-то связанные с предыдущими, Тиюри моргнула, потом понимающе улыбнулась.
– …Да, пожалуй, это верно. Прежний Хару, после того как увидел меня голой, наверняка бы месяц от меня бегал, даже не извинившись.
Гх.
Вновь в голове Харуюки всплыла та проблемная картина, и, чтобы спрятать заалевшее лицо, он опять бухнулся лбом вниз.
– Прости меня, извини, облажался, ну прости, пожалуйста!!!
– Кончай уже!
В голову Харуюки прилетела еще одна подушка.
Затем Тиюри, к которой вернулся ее острый язычок, тихо заявила:
– И еще – хочу предупредить. Если про тот случай в душе ты расскажешь Так-куну, я тебя разорву на кусочки. А потом еще Черно-семпай расскажу.
– Э…
Харуюки застыл на месте.
Да, он совершенно не собирался рассказывать о случившемся Черноснежке, но поделиться с Такуму планировал – сразу после того, как покончит с извинениями.
– Та… Таку тоже нельзя?
– Конечно! Ты вообще чем думаешь!!!
Харуюки получил по голове третьей подушкой. Вот как, это для нее очевидно?.. Но тогда как он объяснит нападение Номи? Нет, надо будет только сообщить, что Номи его завел в женскую душевую, тогда не придется рассказывать, что он там наткнулся на Тиюри.
Чувствуя стыд за то, что приходится держать что-то в секрете от лучшего друга и товарища, Харуюки сделал глубокий вдох и выбросил эти мысли из головы.
Сейчас не самое подходящее время копаться в том происшествии в душевой.
Номи объявил войну. И в этой войне от них потребуется полное напряжение сил. Если возможно, Харуюки хотел бы, чтобы проблема решилась до возвращения Черноснежки с Окинавы. Он не хотел подвергать ее опасности.
Сам себе говоря это, Харуюки вышел из квартиры Курасимы и поднялся на два этажа, к себе.
Однако Харуюки ошибался. Он не знал, что уже прошел точку невозврата.
Он не знал, что война уже не только началась, но и закончилась.
Глава 7
– Гейм овер, Арита-семпай… нет, Сильвер Кроу.
Это были первые слова Сейдзи Номи, когда Харуюки с ним встретился.
Средняя школа Умесато, если смотреть с юга на север, имела вид лежащей на боку буквы Н. Вход на территорию школы был с восточной стороны; в северном корпусе располагались спецклассы, в южном – обычные классы. Физкультурный корпус разделял остальное пространство на восточную часть («передний двор») и западную («центральный двор»).
В центральном дворе росли дубы и камфорные деревья; их ветви тянулись во все стороны, поэтому там было сумрачно даже днем. Там не было ни скамеек, ни газонов, и ученики ходили туда редко. Общественных камер там тоже не было.
В конце первого урока в понедельник утром Харуюки получил мэйл от Номи с приглашением встретиться там. Увидев в конце короткого текста, набранного мелким шрифтом, слова «Приходи один», Харуюки кинул взгляд на спину Такуму, сидящего впереди него.
Он так и не рассказал Такуму про вчерашнее происшествие в душевой.
Почти все можно было пересказать нормально – то, что он получил вирус в нейролинкер, то, что бросился в женскую душевую; но чтобы объяснить, как он спасся, ему пришлось бы упомянуть Тиюри. А Тиюри категорически запретила ему рассказывать об этом, поэтому, как бы Харуюки ни пытался замазать ее участие, ему пришлось бы лгать.
Лгать Такуму он совершенно не хотел.
Но Харуюки вполне понимал Тиюри, которая не желала позориться еще больше.
Он мысленно стонал, не в силах разрешить свою дилемму, – и именно тогда ему пришел мэйл от Номи.
Естественно, Харуюки решил отложить разговор с Такуму до после встречи с Номи. Раз уж в мэйле было прямо сказано приходить одному. Если с ним будет Такуму, Номи может и не явиться.
Когда пришло назначенное время – начало 20-минутной перемены между вторым и третьим уроками, – Харуюки встал со стула и выскочил в коридор. Сбежал по лестнице, схватил свои кеды из обувного ящичка и по гравийной дорожке, идущей вдоль спортзала, добрался до центрального двора.