Сумерки грядущего
Шрифт:
— Ближе к сути можешь? — перебил болтуна Кудрявцев. — Что за привычка постоянно в дебри отклоняться!
— Я и так вкратце объясняю! — обиделся собеседник и тут же продолжил:
— Поэтому финитум представляет собой не единое целое, как мемориум или потенциариум, а множество отдельных мирков, на любой вкус и цвет. Мы их называем пропосами, то бишь целями, к которым стремятся в настоящий момент люди или иные существа или их группы…
— Ещё короче! — подстегнул болтуна неумолимый оперативник.
— Короче, мы не сможем отправить вас точно
— Ты умеешь успокоить! — хмыкнул Кудрявцев. — «С пятого-шестого». Нам до утра болтаться что ли по пропосам?
— Вы же в капсулах будете лежать! Вот и отдохнёте. По крайней мере, большая часть из вас отдохнёт, пока меньшая будет блуждать по финитуму.
— А если мы попадём в мечты каких-нибудь изуверов-извращенцев?
Юшечкин отвёл глаза, и в разговор вмешался осторожный и предусмотрительный Холодов:
— Ты ведь говоришь, что мы будем в полуматериальном состоянии. Значит, нам могут нанести вред аборигены.
— Да ерунда! — глядя в пол, обнадёжил инструктор. — Убить ведь не убьют.
— А искалечить, значит, могут?
— Я на связи постоянно буду, — уклонился от неприятной темы Юшечкин. — В случае опасности предупрежу. И вообще, хватит воду в ступе толочь, надоели пустые разговоры…
— Уж кто бы об этом говорил! — заметил Кудрявцев.
Виктор же задумчиво и тревожно глядел, как техники завершают последние приготовления.
* * *
Ощущения были схожи с погружением в мемориум: сперва абсолютная угольная чернота перед глазами, потом — слабый свет, становящийся всё ярче и ярче, а потом из небытия медленно проступают контуры нового мира. И остаётся лишь лёгкое головокружение как последствие перемещения.
Виктор открыл глаза и тот же вновь зажмурился от яркого солнечного света. Он почувствовал, как жаркое солнце нагревает его тёмную ветровку: как и в потенциариум, в финитум путешественники переместились в своей одежде, а не смоделированной. Холодов снова осторожно приоткрыл глаза и огляделся. Уж не в Африку ли отправились они за беглым Бурлаковым?!
Они с Кудрявцевым стояли на тихой улочке незнакомого курортного города. Неподалёку от них слышался гул толпы. Спасибо Юшечкину, что догадался переместить их в безлюдное место, не вызвав ажиотаж среди аборигенов. Небо было ясное, солнце стояло в зените, и от раскалённого асфальта поднимались волны жара. Виктор вытер пот со лба и снял ветровку. Глядя на него, то же самое проделал и Кудрявцев.
— Ребята, приём! — раздался в голове знакомый тенорок Юшечкина. — Проверка связи.
— И вам не хворать! — откликнулся Виктор вполголоса, чтобы не привлекать внимания. Осторожность не помешает: вдруг за психа примут. Хотя на этой уютной улочке было безлюдно.
— Ты куда это нас забросил, умник? — услышал меморист сдавленный шёпот оперативника. — Почему жарища такая?
— Что за курорт? — уточнил вопрос Холодов.
Некоторое время Юшечкин
— Это ведь финитум, ребята! Страна мечты. Тут нет определённых географических привязок. Просто абстрактный курортный город в абстрактной стране. Но не бойтесь, языкового барьера не будет: автопереводчик работает.
— И куда нам идти?
— Прищурься, — посоветовал инструктор и выждал пару секунд. — Видишь, стрелка перед глазами появилась? Это направление, куда вам надо двигаться. Она указывает предполагаемое местонахождение Бурлакова.
Только сейчас Виктор заметил, что собеседник часто употребляет в речи канцеляризмы.
— А далеко идти? — осведомился он.
— Я за полкилометра обычно высаживаю от места. Или чуть ближе.
Меморист обречённо вздохнул. Приятного мало: топать полверсты по такой жарище! Да ещё и не в курортном прикиде, а в джинсах и тёмной рубахе. Надо хоть рукава засучить…
— Пойдём? — обратился Виктор к напарнику. — Нам туда.
Он указал как раз в сторону людского шума. Кто его знает, по какому поводу там шумят. Может, митинг или, ещё хуже, восстание какое-нибудь началось. Примут их протестующие за сотрудников спецслужб и искалечат под горячую руку!
— Ты чего остановился? Людей испугался? — Догадливый Кудрявцев обернулся к Виктору. — Не бойся, вряд ли это опасно. Мы же в мире мечты находимся. Какой дурак будет мечтать о бунтах и потрясениях!
— Кто его знает… — продолжал сомневаться Виктор. — Мало ли какие мечты у человека… Вон Бурлаков как раз о таком и мечтает. Может, мы с первого раза в его пропос попали?
— Бунты обычно в столицах происходят, — резонно заметил оперативник. — На курортах редко бунтуют: тела и мозги от солнца в кисель превращаются, тут не до восстания.
— Да не скажи, — упрямился меморист. — В южных странах как раз чаще перевороты разные происходят. Это на северах тела и мозги в сосульки превращаются…
Так, давя друг друга аргументами и временами посматривая по сторонам (ничего интересного — тихие переулочки, обвитые диким виноградом, домики с палисадниками, небольшие уютные отельчики), напарники дошли до источника шума.
Перед ними во всём великолепии открылась шикарная набережная. Словно сошедшее с рекламных буклетов, неестественно синее море, крик чаек, белоснежный теплоход у горизонта, мраморный парапет, толпы галдящего праздничного люда — всего здесь было в изобилии.
— С обезьянкой не желаете сфотографироваться? — подскочил к друзьям прыткий молодой человек.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Виктор.
— А с попугайчиком?
— Спасибо, нет!
— А ваш товарищ?
— У него хроническая нефотогеничность с детства. Болезнь есть такая. Заразная.
Отвязавшись от назойливого фотографа, Виктор не спеша окинул взором набережную:
— Я понимаю Бурлакова. Неплохие у него мечты. Слегка быдловатые, правда, но красивые.
— И зачем он в собственные мечты отправился? — задумчиво произнёс Кудрявцев.