Сумерки
Шрифт:
На следующий день после аварии снег растаял, от гололёда не осталось и следа. Майк был разочарован тем, что не удалось организовать снежную битву, но с удовольствием предвкушал поездку на пляж. Впрочем, дождь лил, не переставая, и так пролетали недели.
Джессика поведала мне ещё об одном событии, замаячившем на горизонте. Она позвонила в первый вторник марта, чтобы спросить, не возражаю ли я, если она пригласит Майка на танцы. Речь шла о весенней вечеринке, на которую девушки приглашали парней, и которая должна была
— Ты точно не против? Не собиралась сама позвать его? — настаивала она, когда я сообщила, что в ни коей мере не возражаю.
— Нет, Джесс, я не пойду, — заверила я её. Вот уж что точно не моё, так это танцы.
— Будет очень весело, — уговаривала она без всякого энтузиазма. Подозреваю, что в действительности Джессику больше привлекала моя необъяснимая популярность, чем наше дружеское общение.
— Вот и повеселись с Майком, — подбодрила я.
К моему удивлению, на следующий день, на уроках тригонометрии и испанского Джессика была непривычно молчалива. Я боялась спрашивать, что произошло — если Майк отказал ей, я буду последним человеком, которому она захочет об этом рассказать.
За ленчем страхи мои усилились — Джессика уселась за стол как можно дальше от Майка и погрузилась в оживлённую болтовню с Эриком. Майк был необычайно тих.
Всё так же молча, явно испытывая неловкость, он шёл со мной на урок. Дурной знак. Но решился заговорить только после того, как я уселась на своё место, а он взгромоздился на мой стол. Эдвард уже был там, и, как всегда, я остро ощутила его присутствие. Он был рядом — можно дотронуться — и одновременно далёк, словно создание из моего воображения.
— Знаешь, — сказал Майк, глядя себе под ноги, — Джессика пригласила меня на танцы.
— Здорово! — я постаралась вложить в свой голос как можно больше энтузиазма. — С Джессикой будет весело.
— Ну… — произнес он с трудом, испытующе глядя на меня. Моя реакция его явно не обрадовала. — Я сказал ей, что мне нужно подумать.
— Почему ты это сделал? — неодобрительно спросила я. Хорошо всё же, что он не отказал ей окончательно.
Он покраснел и опять опустил глаза. Мне стало так его жалко, что я едва не передумала.
— Я думал, может… ну, может, ты собиралась меня пригласить?
Я помолчала, охваченная неприятным чувством вины. Но краем глаза увидела, что Эдвард непроизвольно наклонил голову в мою сторону.
— Майк, я думаю, ты должен ответить ей «да», — сказала я.
— Ты уже пригласила кого-то? — интересно, заметил ли Эдвард быстрый взгляд, брошенный на него Майком?
— Нет. Я вообще не собираюсь идти на танцы.
— Почему? — требовательно спросил Майк.
Танцы в моём исполнении — довольно опасный аттракцион. Я не собиралась рисковать, поэтому быстро придумала себе занятие.
— Как раз в эту субботу я еду в Сиэтл, — объяснила я. Мне всё равно нужно
— А в другие выходные ты не можешь поехать?
— Извини, нет, — сказала я. — И не заставляй Джессику ждать, это невежливо.
— Угу, ты права, — пробормотал он, слез со стола и понуро поплёлся к своему месту. Я закрыла глаза и прижала пальцы к вискам, пытаясь выбросить из головы чувство вины и жалость. Мистер Беннер начал урок. Я вздохнула и открыла глаза.
Эдвард смотрел на меня со странным, уже знакомым мне выражением, теперь ещё более отчётливо заметным в его потемневших глазах: недовольство, разочарование, невозможность получить нечто страстно желаемое.
Потрясённая, я уставилась на него, ожидая, что он немедленно отвернётся. Но вместо этого он продолжал изучающе, настойчиво смотреть мне в глаза. О том чтобы отвернуться первой, не могло быть и речи. У меня задрожали руки.
— Мистер Каллен? — позвал учитель, ожидая ответа на вопрос, который я не слышала.
— Цикл Кребса, — ответил Эдвард, нехотя поворачиваясь к нему.
Как только он отвёл от меня взгляд, я уткнулась в книгу, пытаясь собраться. Струсив, как всегда, я перебросила волосы на правое плечо, чтобы спрятать лицо. Не могу поверить, что меня всю колотит от переживаний — только потому, что он соизволил посмотреть на меня в первый раз за полдюжины недель. Нельзя позволять ему так действовать на меня. Уж очень унизительно. Даже больше, безумно.
До конца урока я упорно старалась не замечать Эдварда, или, поскольку это было невозможно, по крайней мере, сделать вид, что не замечаю. Когда прозвенел звонок, я повернулась к Эдварду спиной, собирая вещи и ожидая, что он, как обычно, мгновенно испарится.
— Белла? — какой близкий, родной голос, словно я слышала его звучание всю свою жизнь, а не несколько коротких недель.
Я повернулась медленно, неохотно. Я не хотела чувствовать то, что неизбежно почувствую, когда взгляну на его безупречный лик. Когда я, наконец, обернулась, моё лицо было настороженным, его — непроницаемым.
— Что? Ты опять со мной разговариваешь? — не выдержав, спросила я с нечаянно прорвавшимся раздражением.
Его губы дернулись, борясь с улыбкой.
— На самом деле, нет, — признал он.
Я закрыла глаза и медленно втянула воздух через нос, поскольку зубы мои были крепко сжаты.
— Тогда что ты хочешь, Эдвард? — спросила я, не открывая глаз — так легче было поддерживать связный разговор.
— Прости, — звучит как будто искренне. — Знаю, я был очень груб. Но так лучше, правда.
Я открыла глаза. Лицо его было очень серьёзным.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала я, тщательно контролируя свой голос.
— Лучше нам не быть друзьями, — объяснил он. — Поверь.