Сумма теологии. Том IV
Шрифт:
Раздел 7. Является ли причиной удовольствия подобие?
С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что подобие не является причиной удовольствия. В самом деле, руководство и предводительство подразумевают скорее некоторое отсутствие подобия. Но, как говорит Философ, «естественно получать удовольствие от руководства и предводительства» [574] . Следовательно, удовольствие обусловливает не подобие, а, пожалуй, его отсутствие.
574
Rhet. I.
Возражение 2. Далее, ничто так не отличается от удовольствия, как страдание. Но, как указывает Философ, те, кто испытывает страдания, более всего склонны искать удовольствия [575] .
Возражение 3. Далее, пресытившиеся определенным видом наслаждения испытывают от него не удовольствие, а отвращение, как, например, объевшиеся – от пищи. Следовательно, подобие не является причиной удовольствия.
575
Ethic. VII, 15. Ср.: «Прежде всего, конечно, [телесные удовольствия кажутся достойными избрания] потому, что вытесняют страдание: и при чрезмерных страданиях люди ищут.. удовольствия, полагая, что оно исцеляет».
Этому противоречит следующее: как уже было сказано (27,3), подобие является причиной любви, а любовь – причиной удовольствия. Поэтому подобие является причиной удовольствия.
Отвечаю: подобие – это своего рода единство, и потому то, что нам подобно, составляя некоторым образом с нами одно, обусловливает удовольствие по той же причине, по которой оно обусловливает любовь, о чем уже было сказано (27, 3). И если подобное не наносит ущерб нашему собственному благу, но [напротив] увеличивает его, оно доставляет нам удовольствие просто, как, например, один человек доставляет удовольствие другому или один юноша – другому А если оно наносит ущерб нашему собственному благу, то акцидентно оно обусловливает отвращение или печаль, но не потому, что оно нам подобно и [в этом смысле] составляет с нами одно, а потому, что наносит ущерб тому, что составляет [это] наше единство.
Но подобное может наносить ущерб нашему собственному благу двояко. Во-первых, путем разрушения меры нашего собственного блага через посредство своего рода избытка, поскольку благо, и особенно телесное благо, вроде здоровья, обусловливается некоторой мерой (поэтому избыточное благо или любое телесное удовольствие вызывает отвращение). Во-вторых, поскольку оно напрямую противоположно нашему собственному благу; в самом деле, «все гончары соперники друг другу» [576] не потому, что они – гончары, а потому, что они соперничают за первенство и мешают друг другу получать большую прибыль, а то и другое их интересует как собственное благо.
576
Ethic. VIII, 2.
Ответ на возражение 1. Коль скоро руководитель и субъект [руководства] находятся в общении друг с другом, то между ними существует некоторое подобие, хотя оно и связано с условием определенного превосходства, поскольку руководство и предводительство принадлежит превосходству собственного блага человека (ведь руководить приличествует наиболее мудрым и достойным, и потому у [руководящего] человека возникает представление о своем собственном превосходстве). Другая причина – та, что посредством руководства и предводительства человек делает добро другим, что само по себе доставляет удовольствие.
Ответ на возражение 2. То, что доставляет удовольствие страдающему, хотя и несходно со страданием, несет в себе некоторое сходство со страдающим, поскольку страдание противоположно его собственному благу, Поэтому испытывающий страдание ищет удовольствие как то, что приносит ему его собственное благо постольку, поскольку является средством от противоположного. В связи с этим противоположные многим страданиям телесные удовольствия часто бывают более востребованными, чем удовольствия умственные, у которых нет никакого противоположного им страдания, о чем речь у нас впереди (35, 5). Это также объясняет, почему все животные по природе стремятся к удовольствию (ведь животные всегда действуют через посредство чувства и движения). По этой же причине молодые люди более всего склонны к поиску удовольствий (ведь в процессе роста они претерпевают многочисленные изменения). Кроме того, возбудимые по природе, дабы избавиться от [причиняемых этим возбуждением] страданий, всегда охвачены сильным стремлением к удовольствиям, поскольку, как сказано в седьмой [книге] «Этики», «их тела постоянно пребывают уязвленными» [577] .
577
Ethic. VII, 15.
Ответ на возражение 3. Телесные блага ограничены некоторой установленной мерой, и потому неумеренность в такого рода вещах разрушает собственное благо и, следовательно, причиняет отвращение и страдание из-за своего противоположения собственному благу человека.
Раздел 8. Является ли причиной удовольствия удивление?
С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что удивление не обусловливает удовольствие. В самом деле, удивление, как сказал Дамаскин, является актом того, кто не осведомлен о природе происходящего. Но не неведение, а знание является причиной удовольствия. Следовательно, удивление не является причиной удовольствия.
Возражение 2. Далее, удивление – это начало любой мудрости и путь поиска истины, о чем читаем в начале «Метафизики» [578] . Но, как сказал Философ, «обладающим знанием проводить время [в созерцании] доставляет больше удовольствия, нежели тем, кто знания ищет» [579] , поскольку в последнем случае мы сталкиваемся с трудностями и препятствиями, а в первом – нет, а между тем, как сказано в седьмой книге «Этики», «удовольствие является беспрепятственной деятельностью» [580] . Поэтому удивление не столько обусловливает удовольствие, сколько препятствует ему.
578
Metaph. I, 2.
579
Ethic. X, 7.
580
Ethic. VII, 13.
Возражение 3. Далее, удовольствие доставляется привычным. Поэтому нам столь приятны акты по навыку на основании сложившихся традиций. Но, как сказал Августин, «удивляет непривычное» [581] . Следовательно, удивление противоположно причине удовольствия.
Этому противоречит утверждение Философа о том, что удивление является причиной удовольствия [582] .
Отвечаю: как уже было сказано (23, 4), удовольствие доставляет обретение предмета стремления, и потому чем желанней любимая вещь, тем больше удовольствие от ее обретения; в самом деле, само увеличение желания обусловливает увеличение удовольствия постольку, поскольку увеличивает надежду на обретение желаемого, а желание, которое последует надежде, как уже было сказано (3), является причиной удовольствия. Но удивление – это своего рода желание знания, желание, которое появляется у человека тогда, когда он видит следствие, причина которого или ему неизвестна, или превосходит его познание или способность мышления. Таким образом, удивление – это причина удовольствия в той мере, в какой оно дарит надежду на обретение желаемого знания. По этой причине удивительное всегда приятно, например, редкие вещи. И изображения самых неприятных вещей, как говорит Философ [583] , могут доставлять удовольствие, радуя душу видением результатов подражания одного другому, поскольку подражание является собственным и естественным актом разума. А еще, согласно Философу, «радостно избегнуть большой опасности, поскольку это – нечто удивительное» [584] .
581
Tract, in Joan. XXIV.
582
Rhet. I.
583
Poet. IV.
584
Rhet. I.
Ответ на возражение 1. Удивление доставляет удовольствие не постольку, поскольку оно подразумевает неведение, а постольку, поскольку оно порождает желание изучения причины, и в той мере, в какой удивившийся познает нечто новое, т. е. то, что причина является не такой, какой он ее себе представлял.
Ответ на возражение 2. Удовольствие подразумевает две вещи: успокоение в благе и восприятие этого покоя. Что касается первого, то коль скоро созерцание познанной истины совершенней, чем поиск неизвестной, то созерцание познанного само по себе приятней, чем исследование непознанного. Но что касается второго, то порою случается так, что акцидентно исследование доставляет большее удовольствие постольку, поскольку оно проистекает от сильного желания, которое возникает оттого, что мы [остро] осознаем наше невежество. По этой причине человек получает высочайшее удовольствие от нахождения или изучения новых для себя вещей.