Сумрачная Антология
Шрифт:
Старик и старуха встали над ямой, взяв в руки две чаши, чтобы отпить из них и часть плеснуть вниз. Несколько пахнущих жженой травой капель упало Яне на лоб.
Затем женщина разломила лепешку и одну половинку протянула мужу. Они принялись есть, неотрывно глядя на девушку в яме. Блики огня плясали на их застывших лицах. Сквозь мутный туман и дым их сосредоточенное пережевывание пищи рождало в голове множество вопросов.
Что же здесь происходит? Кто эти люди? Чего они на самом деле хотят?
Но, как и все последние события, после того, как девушка надышалась тем мелким старухиным порошком, этот вопрос задавался совершенно безэмоционально.
Пожилая пара доела лепешки, взялась за руки, вытянув их над вырытой ямой и встав один напротив другого.
Над поляной понеслось тихое пение, мощь которого нарастала с каждым звуком.
Никогда прежде Яна не слышала чего-то подобного, но если бы она могла сейчас испугаться, то это бы непременно произошло. В пении причудливым образом сочетались совсем не гармоничные ноты. В них проскальзывало что-то отталкивающее и притягивающее одновременно.
Дикая лесная молитва разносилась эхом, теряясь в густоте близко подступивших деревьев. Ее зловещий ритм необычайно волновал. В нем было что-то неземное, потустороннее. То, что нельзя слышать обычным смертным, а уж если они ее услыхали, то это для них обязательно кончится плохо.
Таинственные звуки взывали к пустоте, к небытию, к чему-то сверхъестественному. Нечеловеческому.
Девушка напряженно вслушивалась в пение, которое не хотела воспринимать, и вместе с тем оно завораживало против воли.
Нечто весьма отдаленно похожее с напевом северных шаманов при исполнении ритуального обряда, только сюда примешивались ночные крики диких зверей и птиц, причитание и плач сотен невидимых женщин при погребальной церемонии, шепот и бормотание черных колдунов-некромантов, взывающих к своим мрачным богам.
В голове возникали такие образы, которых не хотелось видеть и о которых лучше позабыть. Они открывали запертые двери, выпуская толпы чудовищ и демонов из другого, невидимого мира.
«Мы всегда были здесь, но вы нас не замечали» – говорили они, проносясь мимо.
Яна зажмуривалась и потом широко открывала глаза, надеясь, что наваждение исчезнет. Но над ней по-прежнему чернел прямоугольник, стояли бормочущие старики и высилось небо в туманных разводах.
Если бы страх и переживание вернулись, как и возможность говорить, двигаться, она бы уже кричала и металась в этой яме, но оцепенение, что сковало ее всю, казалось незыблемым.
Кома или наркоз – только наяву, в сознании.
Она не чувствовала холода, тревоги или боли.
Совсем ничего.
Протяжное пение понемногу затихало. Старуха присела на корточки над ямой и махнула рукой, осыпав девушку горстью знакомого порошка, а затем склонилась настолько низко, насколько могла.
Ее темное лицо исказилось, а губы прошептали:
– Хотела отдохнуть? Исполняем твое желание, – ее губы изогнулись в усмешке. – Никто тебя не потревожит отныне. Вечным сном будешь спать – нам годы продлевать!
Тихий лихорадочный смех раздался над ямой.
Белые пласты тумана становились гуще. Яна дышала все медленнее. Веки наливались тяжестью. Хотелось провалиться в пустоту забвения. В затухающем сознании легкой искоркой вспыхнула одна страшная, дикая мысль. Только сейчас она поняла, для чего старикам нужны эти странные домики на поляне!
Там лежат люди, одурманенные колдовством и погруженные в бесконечные сновидения, чтобы хозяева продлевали себе жизнь! Кто же они такие и сколько им лет на самом деле?
Сквозь зыбкую дымку мелькнуло что-то темное, а затем большое покрывало плавно опустилось вниз, накрыв девушку.
До ее ушей, будто сквозь толщу воды, доносились приглушенные звуки и тут же что-то тяжелое, давящее стало падать сверху, отчего вскоре исчезли очертания прямоугольной ямы и черно-синего неба. Она словно оказалась куколкой бабочки, завернутой в плотный и безопасный кокон.
Стало совсем тихо, спокойно.
Все внутри нее замерло, задремало, стало неподвижным.
И в притихшем, погруженным в мягкое оцепенение сознании чуть слышно звучала колдовская песня под настойчивый шепот: «Спи… Спи…».
Старик засыпал яму рыхлой землей, остро пахнущей сыростью и прелыми листьями, аккуратно разравнял поверхность прямоугольника. Затем принялся сооружать из новых досок невысокое сооружение, которое по виду напоминало маленький домик с двускатной крышей.
Вскоре никто не догадается, что здесь сокрыто. Старуха стояла рядом, бормоча особые слова нараспев для завершения ритуала.
– Сделано, – отрывисто произнес мужчина и выразительно посмотрел на жену. Они неподвижно постояли, глядя на приземистый домик и десятки других вокруг, похожих на него.
Сквозь высокие сосны вдалеке начинал светлеть край неба.
Промозглый ветер шумно трепал густые кроны деревьев и со свистом мчался дальше, за тихую заводь с шуршащим камышом. Молочно-серый туман обвивал кустарники и бурелом, стелился волнами, погружая в дымку поляну, двускатные маленькие крыши и черное крыльцо.
Старики друг за другом молча поднялись по скрипучим ступеням.
Первой в дом вошла женщина. Выражение ее лица с непроницаемого и каменного сменилось на умиротворенное.
Старик задержался на пороге, бросив пристальный немигающий взгляд на лесную чащу, а затем притворил дверь, прежде чем несмелый солнечный луч проник в обиталище стылого мрака.
ЧУЧЕЛО: ОХОТНИЧИЙ ТРОФЕЙ