Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия
Шрифт:
Но тем не менее вокруг «Горы» были созданы специальные лагеря.
Кучин собрал уникальные документы, которые иллюстрируют, как работали и жили заключенные в них. Эти материалы представлены в Музее города. К примеру, один из них гласит, что в «четвертом квартале 1950 года всего заключенных 9131 человек. Из них охвачено трудовым соревнованием 9131 человек. Перевыполняет трудовую норму 2541 человек, не выполняет норму — 620 человек…»
Почему так много передовиков? А дело в том, что сроки заключения резко сокращались, если норма перевыполнялась. Причем сразу в два-три раза. Вот и старались заключенные работать лучше.
В Музее истории Железногорска много необычных историй, связанных с судьбой заключенных. Здесь
Естественно, никто из заключенных и не догадывался, что он работает на «атомном объекте», — ведь они строили шахты для добычи железа…
Но все-таки режимные службы допускали удивительные казусы. Один из них кажется невероятным, но тем не менее случай так зафиксирован во всех документах секретных служб.
Был среди заключенных Герой Советского Союза, не лишенный своего высокого звания после ареста. Иван Медведев получил звезду Героя за форсирование Днепра. После войны женился на дочке генерала, потом растратил деньги на работе, генеральская семья от него отказалась, и Ивана осудили на пятнадцать лет.
Парень был крепким, прекрасно здесь работал, был бригадиром. Норму перевыполнял. Парень влюбился в работницу секретного отдела, и Катя ответила ему взаимностью. Конечно, об этом романе стало известно. Девушка лишилась работы, так как не имела права на любовь с заключенным… Ивана освободили досрочно. Молодые люди поженились, появились дети, и еще много лет семья Медведевых жила в этом городе. А звания Героя Советского Союза Ивана Медведева лишили через год после того, как он был освобожден. Все-таки мощная бюрократическая машина медленно, со скрипом, но действовала.
В 1954 году в лагерях здесь работали 24 тысячи человек. После смерти Сталина по амнистии половина из них была выпущена на свободу. А вскоре в районе закрытого города «Красноярск-26» не осталось ни единого лагеря. Заключенные были отправлены в другие места заключения, находящиеся далеко от этих мест.
Впрочем, несколько человек из бывших заключенных остались жить и работать в городе. Это были специалисты высокой квалификации, ну и, конечно же, те, кто был полностью амнистирован.
Сергей Кучин приводит воспоминания генерал-майора А.В. Шамарина о пожаре, случившемся на стройке в октябре 1952 года:
«Пожар в тоннеле — страшное дело! Задымленность, загазованность, там люди — 20 заключенных. Среди них оказался один, который не растерялся и заставил всех лечь. Второй заключенный стал вывозить всех на вагонетке на портал. Тут мы их раскладывали на доски и оказывали помощь. Ни один не погиб. Пожар был ликвидирован, сбойка была осуществлена.
Я поднял вопрос перед правительством о досрочном освобождении этих двух заключенных за их человеческий поступок. Правительство пошло на это. Мы широко объявили, что за свой героический поступок по спасению заключенных они амнистированы. Это был единственный пожар в шахте за весь почти двадцатилетний период проведения горнопроходческих работ».
«Дыхание» плутония
Уже понятно, сколько пришлось заплатить за получение плутония, создавая подземный комбинат в Железногорске. Пусть историки судят, оправданы были такие невероятно большие затраты или нет? Ответы наверняка будут разные, большинство из них негативные, мол, надо было строить не атомные комбинаты, а фермы и фабрики верхней одежды.
Не будем участвовать в таком споре, так как это бессмысленно: прошлое не вернешь и не исправишь, даже если в том появляется необходимость.
Хочу обратить внимание на другое. Оказывается, еще многие годы плутоний будет давать о себе
Когда идешь по подземному городу, по его центральной улице, то справа — реакторный завод, а слева — радиохимический. На этот раз мы повернули налево и, пройдя ряд необходимых процедур — от тщательной проверки документов до радиационного контроля, оказались в кабинете директора завода. Впрочем, представляясь, Владимир Алексеевич Глазунов машинально назвал себя «начальником», и я подумал о том, что все-таки военная дисциплина, царившая на предприятиях атомной отрасли, еще кое-где сохраняется. Отрадно, что именно здесь, на особо опасных производствах…
Беседа наша шла о нынешнем состоянии радиохимии на комбинате и о судьбе подземного завода, где мы находились. Я спросил:
— Думаю, что вы знакомы со всеми тремя заводами радиохимии. Чем ваш отличается от других?< > — Во-первых, мы защищены от внешних воздействий, так как находимся глубоко под землей. Во-вторых, на заключительных этапах работ вводилось множество новшеств, и технология у нас на высочайшем уровне. Пожалуй, она самая современная. Правда, аппаратурное оформление несколько «хромает», но это не мешает удерживать лидерство. Однако сейчас завод выработал свой срок и готовится к выводу из эксплуатации.
— Остановили — и все?! Что тут сложного?
— Понимаю, что требуете более подробного обоснования. Прежде всего, хочу отметить, что заводы, как и люди, — взрослеют, стареют и, в конце концов, уходят на покой. Но чтобы, умирая, завод не прихватил с собой обслуживающий персонал и людей, живущих вокруг, его нужно грамотно и безопасно вывести из эксплуатации. А это не так просто. Некоторые аппараты имеют объемы в сотни кубов, а некоторые — ив тысячи. В них хранятся и высокоактивные отходы, и среднеактивные, а также основные продукты — уран и плутоний. Все это нужно собрать до грамма! Это первая задача. А вторая: надо всю систему привести в безопасное состояние. Представляете: аппарат стоит глубоко в каньоне, и если его оставить пустым, то постепенно он начнет всплывать, будто поплавок, так как начнут в каньон поступать дренажные воды. Поэтому аппарат нужно отключить от коммуникаций, заполнить водой, чтобы он не всплывал, и так далее и тому подобное. Процессы сложные, нестандартные. А потому затраты большие — материальные, людские, энергетические. И затраты эти — бюджетные. Радиохимия вещь серьезная, и до самого последнего момента к ней нужно относиться уважительно. Погрешностей она не прощает, с ней надо быть на «вы».
— Это уже прошлое, а почему именно здесь, в столь сложных условиях, вы намерены создавать новое производство — я имею в виду МОКС-топливо?
— Весь жизненный цикл оборудования мы проверяем. Обследование оборудования проходит по графику и делается неукоснительно, в обязательном порядке. Изучается коррозия, насколько прочны стенки, в каком состоянии сварные швы и так далее. Рассчитывается ресурс каждого аппарата. Они были сделаны в советское время — добротная нержавеющая сталь, добротные агрегаты, и они еще могут долго прослужить. А потому грешно не использовать их в других технологиях. В частности, сейчас будем делать технологию по производству МОКС-топлива, и часть аппаратов найдет свое применение. Это экономически выгодно.