Суперфрау из ГРУ
Шрифт:
— Я не уверена, что это будет неделя, да мы, возможно, столько здесь и не пробудем.
Не могла же она сказать, что они с Иоганном договорились связаться по радио, как только она прибудет в Пекин. И снова она отправилась за сотни километров к границе. Вновь ей пришлось взять с собой Мишу — очень неохотно, поскольку на границе могли возникнуть осложнения. Но осложнений никаких не было. Урсула предъявила свои бумаги, начальник таможни извинился за ошибку. Части передатчика, запрятанные в приемник, не были обнаружены.
Первая радиограмма, поступившая в мае из Центра в Пекин, содержала взволнованный запрос о том, что с ней случилось на границе. Теперь Урсула была уверена, что появление Нико не было галлюцинацией. Он прибыл на определенную, неизвестную ей работу — может быть, действительно, ей на смену…
Наступило время выхода в эфир — вторая ночь пребывания в Пекине. Гораздо позже Урсула задавала себе вопрос: откуда они с Иоганном могли знать, что связь Мукден — Пекин, которой они никогда не пользовались, действует? Было невероятно легкомысленно передавать в двадцать два часа тридцать минут информацию по азбуке Морзе из отеля, полного гостей. Накануне ночью Урсула не спала из-за зубной боли, теперь ей страшно хотелось спать. Заводить будильник ей не хотелось из-за Миши, и из страха заснуть она не решилась прилечь. После посещения зубного врача всю правую половину лица пронизывала боль, страшно болела голова. Но она знала, что для Иоганна это не оправдание — он не мог допустить даже мысли о том, что из-за бессонной ночи и боли можно не выйти в эфир.
Наконец, время пришло. Урсула собрала передатчик, воткнула вилку в штепсель электросети… и весь отель погрузился в темноту. Разведчица поспешно шарила руками вокруг, чтобы в кромешной темноте суметь спрятать все детали. Что, если станут искать, где произошло короткое замыкание и обнаружат, что это случилось в ее комнате? Предохранитель заменили, в отеле зажегся свет, но у нее не хватило духа пойти на риск и включить передатчик еще раз. Да и смысла в этом не было, ясно было, что либо электросеть отеля работает на постоянном токе, либо имеет слишком высокое напряжение. Надо было искать новое место жительства, несмотря на то, что номер был забронирован на неделю. Иоганн уже две ночи ждал ее сигнала.
Урсула вновь упаковала вещи. Переезжая, она рисковала обратить на себя ненужное внимание. Однако она никогда не ставила под сомнение принятые Иоганном решения, а выполняла их. Поэтому мать и сын переселились в пансионат, хозяйкой которого была вдова, немка по происхождению. Две ночи подряд разведчица радировала из своей крохотной комнатки, но связаться с Иоганном так и не смогла.
Вскоре Урсула нашла более подходящее жилье. Ее знакомый, один из братьев Вильгельм, синолог по специальности, живший в Пекине, собирался в Европу и предложил сдать им на несколько месяцев свою квартиру. Переселившись в очередной раз, Урсула отправилась в гости в Шанхай. Там она вновь увидела Гельмута Войдта. Вскоре, во время очередного визита, он загадочным голосом сообщил:
— Одна женщина-коммунистка, которую ты знаешь, хотела бы с тобой поговорить.
Это оказалась Кэт, Рене Марсо — хорошая подруга Урсулы по курсам в Москве. Кэт ждала ребенка и чувствовала себя неважно. На естественное в ее положении недомогание накладывалось еще и ртутное отравление — в последние месяцы ей приходилось заниматься подделкой печатей и работать с ртутной амальгамой. (Впрочем, об этом она Урсуле не сказала, как и о том, что теперь ее зовут Элли Бронина). По соображениям конспирации, эта встреча была нежелательной, но подруги были так рады встретиться!
В мае 1935 года Урсула устроилась в Пекине в доме Вильгельма, в четырех комнатах, каждая из которых, по китайской архитектуре, образовывала свой флигель, выходивший во внутренний дворик. Вместо стекол в деревянных оконных рамах была похожая на пергамент бумага, поэтому ни из дома, ни с улицы ничего нельзя было увидеть.
Урсула описывала город: «Пекин великолепен. Можно было бы остаться здесь на всю жизнь. Это город необычный — такого я еще никогда не видела. Прогулка через городские ворота или в запретный квартал города доставляет мне радость. Здесь все по-другому, чем в Италии, Германии, Америке или в других странах». Обедали они с Мишей, к восторгу ребенка, по-китайски. Однажды, гуляя, Урсула за два доллара купила сто сорок цветущих кустов астры, львиного зева, садовой желтофиоли и сразу же высадила их в грунт. Теперь они в полном смысле слова жили в небольшом цветочном дворике. У Миши были свои грядки — он так нежно заботился о своих цветах, что Урсула часто гадала, выживут ли они. Она гуляла по Пекину, ходила во дворцы, горы, к озерам, и везде брала с собой сына.
Наконец, прибыл Иоганн. Их первое свидание ознаменовалось ссорой. Иоганн был недоволен тем, что она так с ним и не связалась.
— Ты, наверное, вообще не выходила на связь!
Этот упрек серьезно обидел Урсулу.
— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не трусила и никогда тебе не лгала. Не надо срывать на мне свое раздражение!
Теперь на связь с Центром они выходили довольно редко. Можно сказать, в это время они практически не работали. Такая тихая жизнь наступала, если временно прекращала работу какая-либо группа. Ни Урсула, ни Иоганн не могли забыть Фэна — его гибель не давала им покоя. Так она впервые на собственном опыте узнала, что такое провал в группе — в подобных случаях связь полностью прекращалась и возобновлялась только через недели или месяцы «ничегонеделания».
Относительно спокойная атмосфера в Пекине шла на пользу разведчикам. Иоганн стал раскованней и спокойней. Урсула показывала ему красоты города. В августе они уехали на десять дней в Патайтахо, на Желтое море — они собирались насладиться каждым часом этих редких дней, без постоянной опасности и повышенной конспирации. Но Урсула плохо себя чувствовала, ей не хотелось плавать и бродить. Скоро ей стало ясно, что она ждет ребенка.
Иоганну она пока ничего не говорила — ей хотелось сначала самой принять решение. В Китае было просто прервать беременность, и все обстоятельства их жизни говорили за это. Но Мише было уже четыре года, и Урсуле очень хотелось иметь второго ребенка. «При моей работе у меня уже не будет времени для этого, да, может быть, после разлуки с Иоганном мне и не придется быть вместе с кем-либо и не захочется иметь ребенка», — рассуждала она. И поэтому теперь, когда ребенок уже был, Урсула решила его сохранить. Безусловно, она понимала, что ее жизнь с появлением второго ребенка осложнится. Но ведь у нее уже был Миша, и она из-за него не прекратила работу, ее никто ни в чем не мог упрекнуть.
Неясно было, как к этому отнесется Рольф — ведь она формально все еще оставалась его женой. Рольф уже пять лет работал в Шанхае и вскоре должен был отправиться в отпуск в Европу. Путешествие для всей семьи было оплачено его английским бюро. Урсула собиралась поехать с ним. Она была очень рада возможности повидать свою семью, эмигрировавшую в Англию, а Центр хотел, чтобы она использовала удобный случай переговорить в Москве о своей работе. Положение самого Рольфа тоже было неясным. Он не знал, продлевать ли контракт с шанхайским отделением «Мунисипал коунсил» еще на пять лет. Он стал убежденным коммунистом и не хотел более оставаться политически бездеятельным, о чем Урсула заранее проинформировала Центр.
Незадолго до отъезда в Европу произошло событие, которое сделало ее срочный отъезд из Китая необходимым, а возвращение ставило под вопрос. В Шанхае был арестован резидент, продолжавший работу Рихарда Зорге. Газеты сообщали, что на всех допросах он молчал, не назвав даже своего имени. Это абсолютное молчание стало сенсацией — о нем рассказывала мировая печать, называя арестованного «Мистер Икс». Ни Урсула, ни Иоганн его лично не знали, не имели с ним дела, но Центр предупредил разведчиков, что номер пишущей машинки «Рейнметалл», принадлежавшей арестованному, может навлечь подозрение на Иоганна — его прикрытием была продажа машинок этой фирмы. Правда, ни он, ни Урсула не продавали пишущую машинку новому резиденту или его жене. У Урсулы был еще и дополнительная причина для беспокойства — этот человек был шефом и спутником жизни Кэт. Как там Кэт, как ее ребенок? Она ничего не знала и беспокоилась за судьбу подруги.