Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
— Вставай, сука… — приказал Воркута.
Она открыла глаза и вдруг, лежа под столом, увидела на одной из его ножек медную пластинку с выгравированным номером: «104».
«Это же номер каюты», — пронеслось в голове. Она с трудом вылезла из-под стола и без страха громко сообщила Воркуте и тем самым и Янису:
— К чему тебе револьвер, если я знаю, что номер твоей каюты сто четыре!
Воркута с недоумением посмотрел на нее. Покачал головой, налил себе виски, выпил и закурил.
— Ты чо? Решила, я тебя отпущу? Ха-ха-ха! Баба-дура. Нет. Ты теперь гарантия моей неприкосновенности. Сейчас мои ребята тебя свяжут и надежно упрячут. Покури последний разок, попей виски.
Татьяна молча взяла из его рук бутылку и сделала большой глоток. Закашлялась и, отдышавшись, попросила:
— Оставь меня в этой сто четвертой…
Воркута подошел к ней, забрал бутылку и наотмашь ударил по лицу. Татьяна упала на постель. Он сорвал с ее кофты брошку и, покрутив, вытащил булавку с серебристой головкой.
— Ах ты сука… микрофон… Хорэ, дамочка, хорэ…
Он подошел к двери, приоткрыл ее и тут же захлопнул. В коридоре, подняв руки вверх, стояли его сообщники. За дверью раздался голос Яниса.
— Заканчивай, Воркута. Кранты. Деваться некуда. В артистку не стреляй. Иначе до появления полиции не доживешь.
Воркута отошел от двери в сторону, опасаясь стрельбы. Схватил Татьяну за волосы и притянул к себе.
— Ты чо? Бугор?
— Я начальник охраны корабля и его хозяина, господина Ликидиса. Бросай оружие, открывай дверь, и пойдем поговорим, — весело предложил Янис, словно приглашал Воркуту на дружескую прогулку.
Воркута не ответил. Он полез в кейс, стоявший возле постели, достал оттуда пачки долларов, сунул их в сумку, застегивающуюся, как ремень. Остальные рассовал по карманам. Глотнул виски и закурил. Приняв какое-то решение, продолжил переговоры через дверь.
— Эй, грек, прочисть уши и слушай внимательно. Слышишь? Это я, Воркута. Слышишь?
— Говори, — подал голос Янис.
— Хорэ, делаем так. Я взял артистку в заложницы. Не вздумайте ломиться в каюту. Иначе ее мозги придется соскабливать с потолка. Вникаешь, грек?
— Дальше… — послышалось из-за двери.
— Дальше освобождаете коридор, и мы выходим. Идем беспрепятственно к трапу. А вы тем временем спускаете на воду катер с полным баком горючего. Сечешь, грек?!
— Дальше…
— Мы садимся в катер и отходим от корабля. Когда я буду уверен, что никакой погони нет, я вашу артистку выброшу в море. А вы ее потом подберете. Для страховки проверьте, есть ли в катере спасательный жилет. Уж если она потонет, я на себя этот эпизод не возьму. Хорэ?
— Предлагаю проще. Отпускай Татьяну, и мы тебя отпустим.
— Ты чо? Думаешь, грек, так самый умный? Делай, как говорю. Время пошло. И смотри. В барабане пять пуль. Для вашей артистки достаточно.
Татьяна закрыла лицо руками. Она проклинала ту минуту, когда согласилась участвовать в этой дурацкой игре. Несколько раз ей приходилось сниматься в кино про мафию. Там было все очень красиво. А здесь, кроме страха, она ничего не испытывала. Верить Воркуте тоже нельзя. Он патологически жесток и вряд ли оставит ее в живых.
Татьяна бросилась к двери и принялась биться о нее всем телом, крича во всю мощь своих легких:
— Он убьет меня! Убьет! Не верьте ему…
Воркута схватил ее за волосы, оттащил от двери и крикнул:
— Поворачивайтесь живее! Пока мне не резон ее убивать!
В коридоре начался шум, беготня. В динамике, врезанном в стенку каюты, послышались переговоры на греческом языке.
— Засуетились, — хищно вслушиваясь, прокомментировал Воркута.
— Отпусти меня… Сделай со мной все, что хочешь, и отпусти, — простонала Татьяна.
— Потерпи. Останемся вдвоем в море, уж там я тебя затрахаю до смерти. И не распускай сопли. Не люблю!
…Павел, услышав о том, что является главным бандитом, приготовился к многочисленным вопросам журналистов. Егор решительно встал с высокой кровати и, сильно хромая, демонстрировал свою готовность поддержать приятеля.
Этого делать не пришлось, потому что к ним в каюту никого не пустили. Вошел один Апостолос. Уселся в стоматологическое кресло, к которому недавно был привязан Егор, и попросил чего-нибудь выпить.
Павел не хотел приставать к нему с расспросами. Апостолос явно нервничал. Он не усидел в кресле и принялся мотаться по госпитальной каюте, как медведь по клетке, косолапо и бессмысленно.
Егор наблюдал за ним краем глаза, так как считал себя оскорбленным. Павел налил виски и, когда Апостолос проходил мимо него, подал ему стакан.
В кармане Апостолоса пискнул телефон. Он поднес его к уху. Но сказанное Янисом услыхали и граф, и артист.
— Ее куда-то повезли.
— Куда? — нервно спросил Апостолос.
— Молчание, — проинформировал Янис.
Апостолос сунул телефон в карман. Остановился и обратился к графу:
— Понял? Воркута может ее убить?
— Вряд ли, — успокоил его Павел. — У него поглобальнее планы.
— Какие?
— Этого я не знаю.
Телефон снова пискнул, и Янис продолжил информировать. Так все трое вошли в курс событий, развивавшихся в каюте. После того, как Татьяна выяснила, в какой каюте они находятся, Апостолос спрятал телефон и, победно улыбаясь, пробасил: