Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
Апостолос принялся прохаживаться по кают-компании. Покусывал губы и размышлял вслух:
— Что произошло, то произошло. Я не склонен драматизировать события. Начнём искать все «за» и «против». Первое — скандал. Выгоден ли нам? Думаю, да. Пусть роются в нем. Хоть эскадрон полиции пригонят на судно. Твое мнение, Илья?
Маркелов встал и указал на Павла.
— Меня больше волнует присутствие графа, чем греческой полиции.
Апостолос подошел к Павлу. Вежливо склонился перед ним.
— Граф, я не вправе вас задерживать. Прошу после завершения наших
— К вашим услугам, — демонстративно обиделся Павел и вышел.
— Что-то с этим графом нечисто, — вслед ему заявил Янис.
Апостолос сардонически громко расхохотался.
— Вы не в состоянии навести порядок на судне, а виноват граф, который целыми днями играет со мной в карты! Молодцы! Продолжай, Илья.
— Мне кажется, что погрузка наших контейнеров, которая будет происходить во время работы следствия, только облегчит нам задачу. Убийство явно не криминальное. Носит сексуальноизвращенный характер. На нашем жаргоне — «бытовуха». Хорошо бы под это дело подвести самого Воркуту, которого ни Лавр, ни, как я понимаю, Янис не могут найти и обезвредить. А знаешь, почему это происходит?
Апостолос перестал ходить, и его нависающий над губами большой нос несколько задрался от удивления.
— А потому что темним и не раскрываем друг перед другом карты. Пора объединяться.
— Я тоже так считаю. Пусть Янис и Лавр разработают операцию. Еще немного, и мы увидим огни Пирея.
Лавр, постоянно выяснявший у Маркелова, о чем идет разговор, встал и категорически заявил:
— Прежде всего необходимо взять в настоящий оборот графа. Он хорошо знает Воркуту, и не исключено, что действует по его наводке. Я лично не верю этому Нессельроде.
— А у меня есть неопровержимые сведения, что он считает Воркуту своим заклятым врагом, организатором покушения на него, — возразил Янис, не столько переживая за графа, сколько желая продемонстрировать проведенную работу.
Апостолоса явно устроила эта версия. Маркелов тоже не видел в графе серьезного противника.
— К тому же Павел переживает душевную драму, и ему не до твоих, Лавр, предположений, — согласился он с греческим партнером.
Лефтерис подкатился к Апостолосу и с вечной улыбкой предложил спуститься вдвоем вниз и поговорить с артистом.
Так они и поступили, прихватив с собой Яниса в качестве переводчика и оставив русских обсуждать между собой их сомнения.
Егор Шкуратов лежал на больничной койке, смотрел в потолок и курил трубку. У него болела голова и ныла нога. Периодически выпуская клубы ароматного дыма, он повторял вслух: «Знаменитый русский артист Егор Шкуратов — убийца… Приговор окончательный, обжалованию не подлежит».
В таком минорном настроении застали его пришедшие греки. Егор не проявил к ним никакого интереса. Он больше ничего не боялся и презирал своих мучителей.
— Господин Шкуратов, мы хотим задать вам несколько вопросов, — начал Янис.
Не поворачиваясь в сторону пришедших, Егор предупредил:
— Я буду давать показания и отвечать на вопросы только российским следователям в присутствии
— Передай, что мы не хотим доводить это дело до суда, — сказал Апостолос, выслушав Яниса. — И еще. Судя по всему, господин Шкуратов действовал в целях самозащиты. Мы все будем тому свидетелями. Но мы должны знать, откуда у господина Шкуратова револьвер?
Егор не ответил.
— Хорошо, — продолжил Апостолос, — будем считать, что дама, навестившая вас, была не одна. Ее подручный вас связал и впопыхах забыл револьвер. Мы сами заняты его поисками. Его кличка Воркута. Я, со своей стороны, снимаю все претензии к вам в отношении моей жены, если вы дадите слово забыть об этой истории.
— И как же вы надеетесь выкрутиться из этой истории? — насмешливо спросил Егор.
— Давайте-ка разберемся, — продолжил Апостолос, убедившись, что сумел вытащить артиста на разговор. — Вас сюда привели и привязали по одному конкретному поводу, а стреляли вы по другому. Вместе мы способны выработать версию для следствия и прессы и придерживаться ее. Согласны?
— Пока не знаю.
— Почему вы стреляли? — перевел вопрос Янис.
Егор вдруг вспомнил ужасающие минуты вчерашнего вечера, трубка выпала из его руки, и слезы потекли из глаз, заплывших синяками.
— Сволочи, вы ее сами сюда направили. Она предупредила, что до утра я не доживу, и стала рассказывать, что сначала будет пить мою кровь, потом понемногу отрезать член и запихивать его куски мне в рот. Я не поверил. Она стала раздеваться при мне и колоть меня ножом, осталась совершенно голая. Стала ласкать себя на моих глазах. По-моему, она сумасшедшая. Потом ножом перерезала мне вену и подставила стакан. Я чуть не потерял сознание. Рот мне залепили ваши охранники. На моих глазах она выпила полстакана моей крови! После этого я выстрелил.
Апостолос дослушал перевод Яниса и спокойно констатировал:
— Как юрист, я убежден, что любой суд даже не примет к рассмотрению это дело. Единственный вопрос, который будет затягивать следствие, — откуда у господина артиста оказался револьвер. Впрочем, это уже его проблемы, мы ему оружие не давали. Пусть полежит, подумает…
Апостолос развернулся и вышел из каюты. Лефтерис покатился за ним. Янис тоже не стал задерживаться. По пути они поговорили с врачом, после чего Апостолос приказал Янису:
— Займись мадемуазель Татьяной.
Вернувшись в кают-компанию, Апостолос не застал там Маркелова и Лавра и попросил Яниса пригласить графа Нессельроде. Тот набрал номер телефона каюты графа. Но никто не ответил.
Павел тем временем рыскал по кораблю в поисках Воркуты. И, конечно, не нашел бы его, если бы тот сам не возник из-за его спины.
— Ты чо, граф, дергаешься?
— Из-за тебя Егор убил Лору-гестапо!
— Естественно. А ты против? Не ожидал… Она же тебя чуть не отправила туда, куда сама попала? Скажи спасибо мне. Парень твой спасен, теперь ни у кого не возникнет желания покушаться на него. Суд его признает невиновным. Лоре за ее двенадцать трупов вышка все равно светила. Какие претензии?