Супермодель в лучах смерти

Рогожин Михаил Владимирович

— Кто он? — прошептала она.

— Тебе какое дело. К утру он будет трупом и кормом для прожорливых рыб. Соглашайся. Другого такого случая в твоей жизни, может, не подвернется.

Эти слова убедили Ларису. Она вдруг представила, что, отказавшись сейчас, навсегда лишится самой безумной радости и, оскалившись в дьявольской улыбке, прошептала:

— Я не готова. Мне нужно переодеться, накраситься, собрать инструменты.

— Ты чо? Время не ждет! — возмутился Воркута и протянул ей тонкий нож. — Этого достаточно. Ты его особенно-то

не ковыряй, а то кровью все забрызгаешь. Аккуратненько…

— Не учи, — с вызовом оборвала его Лора-гестапо. — Веди.

— Проводят…

Он выглянул в окно и кому-то сделал знак рукой. Лора, спрятав нож, вышла в коридор. Она уже была во власти своей страшной страсти. Шла, словно лунатик, не обращая внимания на попадавшихся навстречу хмельных и веселых людей. Перед глазами маячила спина ее провожатого.

Она не заметила, как они спустились на нижнюю палубу, и лишь отметила про себя, что запахло больницей. Вход в госпитальную каюту был свободен, она, не мешкая, зашла внутрь, и за ней захлопнулась дверь.

В стоматологическом кресле сидел привязанный мужчина. Рот его был залеплен клейкой лентой, поэтому она сразу не признала его. Тусклый свет не позволял увидеть его глаз, заметны были только огромные мешки под глазами.

Лора приблизилась. Он что-то промычал. Она узнала его.

О таком счастье и мечтать не приходилось. Любимец тысяч и тысяч женщин, артист Шкуратов. Лора вскрикнула от восторга, она поняла — это венец всей ее жизни. После такого мужчины и умереть не обидно. Последствия ее уже не волновали. Она устроит кровавый пир, искупается вся в его крови, отрежет то, чем он так восхищал женщин, и пусть они носят по нему траур. Лора станет его последней любовницей, а он ее последней жертвой.

— Тебя к утру убьют, — прошептала она на ухо артисту и с наслаждением стала всматриваться в его бегающие перепуганные глаза. — Но мне удалось продлить немного твою жизнь. За это ты позволишь мне выпить совсем немного твоей крови.

Она достала нож и провела по горлу Егора, он вжался в кресло и потерял сознание. Лора выругалась и решила подождать. Ей хотелось наслаждаться, постоянно видя его страдания и испуг.

…Граф стоял под душем, радовался, что девчонка заснула и ему не придется вести надоевшие душеспасительные беседы, уговаривая ее и заодно себя. В дверь постучали, вернее забарабанили. Он накинул халат и со злым выражением лица пошел открывать. В каюту ворвался совершенно неожиданный гость — Леонтович. Кончики его усов дрожали, ресницы часто мигали.

— Граф, что происходит? — закричал он. — Только что мимо меня прошла совершенно невменяемая Лариса. Я хотел окликнуть, но меня кто-то оттолкнул. Я больно ударился головой, но пришел в себя и бросился за ней. Она прошла куда-то вниз. Мне сказали, что там нет ничего, кроме госпитального отсека… Она заболела? Да? Скажите правду, граф? Что вы имели в виду тогда, в баре?!

Леонтович продолжал кричать, а Павел судорожно соображал, и сердце его холодело.

Он понял, что Воркута отправил Лору-гестапо пытать Егора. Но ведь у того револьвер. С минуты на минуту должна была произойти трагедия.

— Паша, что опять? — пьяно простонала Люба.

— Спи! — прикрикнул он и, сбросив халат, стал лихорадочно одеваться.

Леонтович путался рядом, желая помочь и допытаться, куда так спешно собирается граф.

— Павел, да объясни же. Там ее будут лечить? Мне идти с тобой?

— Там ее сейчас убьют! — невольно вырвалось у Павла.

Леонтович беспомощно посмотрел на приятеля и твердо сказал:

— Я с тобой.

Они выбежали из каюты графа и со всех ног понеслись к лифту. Но, спустившись вниз, натолкнулись на суетящегося Яниса.

— Граф, моя охрана в стельку пьяная. Почему вы здесь?

— А где Егор?

— В камере, тьфу, в лазарете! Но дверь закрыта, и ключа нет.

— Идиоты, — взревел Павел, оттолкнул Яниса и бросился по коридору. Леонтович, ничего не понимая, последовал за ним. Они добежали до двери госпитальной каюты. Павел убедился, что войти невозможно, и только собрался крикнуть, как прозвучал выстрел. За ним второй… Потом третий. И наступила жуткая тишина.

Ноги у Павла подогнулись, он опустился на пол и обхватил голову руками. Леонтович прижался к стене и задавал один и тот же вопрос:

— Ее убили… да? Ее убили… да? Ее убили… да?

Они не отреагировали на появившегося Яниса. Тот дрожащей рукой пытался подобрать ключ, но у него никак не получалось. За его спиной толпились охранники.

— Оцепить. Никого не пускать. Этих двоих оставьте здесь. Будут свидетелями, — командовал Янис, продолжая всовывать ключ в неподдающийся замок.

— Граф, может, ты попробуешь? — предложил он.

Павел отрицательно покачал головой, потом вдруг взметнулся с пола, выхватил связку ключей, оттолкнул Яниса и с первого же раза открыл дверь.

Перед ними возникла чудовищная картина. В кресле сидел потерявший сознание артист, из ноги которого хлестала кровь, а рядом в кровавой луже лежала голая Лора-гестапо.

Павел рванулся внутрь. Янис и Леонтович устремились за ним.

Лора была мертва. Одна пуля угодила ей под левую грудь, вторая в самый лобок, залитый кровью. Леонтович опустился на колени и никак не хотел поверить, что все кончено. А граф в это время достал из шкафа бинты и принялся накладывать жгут, чтобы остановить кровь.

— Янис, вызывай врачей! — кричал он.

Но и без его указаний грек уже разговаривал по телефону. Он не посмел без разрешения Апостолоса делать это. Адмирал же мгновенно сообразил и приказал сгонять туда всех — врачей, журналистов, зевак. Только никого не подпускать к артисту и никаких интервью.

Буквально через несколько минут у входа в госпитальную каюту образовалась возбужденная толпа. Щелкали вспышки фотоаппаратов, жужжали кинокамеры. Врач и медсестра с трудом протиснулись в каюту.