Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
Глава восьмая
Зимнее морозное утро размытым солнечным светом заглядывало в разукрашенные снежными замысловатыми узорами окна изб. Над забытой Богом деревенькой на Брянщине, так же легко и торжественно, как и много столетий назад, плыл малиновый звон. Бабы крестились на образа. Мужики, сплевывая и кряхтя, выходили на двор по малой нужде, совершенно не обращая внимания на царящую вокруг красоту. Многие избы стояли заколоченные. Народ потихоньку выбирался из этих проклятых мест. Оставались старики, пьяницы и фаталисты. Напрасно им объясняли, что жить на этой земле опасно. Она почти на метр заражена радиацией. В ответ они беспечно улыбались беззубыми ртами и отмахивались, мол, яблони плодоносят, хлеба встают, куры несутся, авось как-нибудь и пронесет. Со временем подобные споры отпали за ненадобностью. Словно по общему уговору и власти, и ученые, и крестьяне перестали вспоминать о радиации.
Маркелов открыл глаза и некоторое время лежал, уставившись в потолок. Он приехал в эту глухомань, чтобы лично убедиться в наличии соответствующих условий для строительства зверофермы. Депутат Правоторов оказался пробивным человеком. Он без всяких проволочек подготовил нужные документы, согласовал во всех инстанциях и даже умудрился существенно скостить цену за аренду земельного участка. Маркелов остался доволен его расторопностью. Василий Васильевич был жаден до денег и охоч до работы. Такому и платить не грех. В Государственной думе он числился среди коммунистов. Однако сочувствовал Жириновскому и твердо стоял за наведение железного порядка. А до наступления этого самого порядка изо всех сил старался скопить капитал, используя демократическую вседозволенность. Маркелов не сомневался в том, что при возврате тоталитарной системы Василий Васильевич немедленно настучит на него в компетентные органы. Пока эта мысль всего лишь забавляла. К тому же Маркелов решил вложить деньги в политическую карьеру тщедушного депутата. Такие бесцветные личности всегда оказываются в почете. Выдерни его наверх, и народ скажет: «О, да это же наш человек!»
К высокой кровати с пуховой периной и никелированными спинками, на которой лежал Маркелов, подошел Лавр. В руках он держал медный поднос. На нем стояли стакан красного вина и бутылка «Боржоми», лежала пачка сигарет «Ротманз».
— Вино утром? — удивился Маркелов.
— Мы в зоне радиации. Выпей для профилактики.
— Вчера же замеряли. Не звенело.
— Здесь нет. А у сортира вовсю.
Маркелов послушно осушил стакан и закурил. На часах было полдевятого. Правоторов обещал заехать за ними в десять часов. Он оказался любителем конспирации. Поэтому, чтобы местное население не задавало вопросов, Маркелов и его охрана должны были изображать из себя охотников. Даже лицензию на отстрел волков получил в местной администрации. Настаивал, чтобы отправились затемно, но Маркелов воспротивился. Он хотел изучить участок при дневном нормальном свете.
Лавр тоже взглянул на часы и посоветовал.
— Не торопись вставать. Я пойду займусь завтраком. Впереди денек не слабый.
Маркелов не возражал. Он лениво потянулся и пожалел, что слишком рано для звонка в Москву Татьяне. После того, как исчез граф Нессельроде, она перестала нервничать, и у них возобновились старые любовно-приятельские отношения. Но если раньше Татьяна позволяла себе относиться к Маркелову с пренебрежением аристократки, то теперь везде подчеркивала его значение и представляла как своего продюсера. Ей очень нравилось быть президентом международного круиза. Кстати, Илья Сергеевич сам удивился правильности своего выбора. В какой бы чиновничий кабинет ни заходила Татьяна, любая ее просьба выполнялась мгновенно. Не говоря уже об офисах бизнесменов. Под участие знаменитой артистки давались приличные деньги. Маркелов, учитывая эти нюансы, в нескольких местах сумел воспользоваться ее популярностью. В остальном же их отношения, подогреваемые совместными планами, рождали новые чувства. Почти все вечера и ночи они проводили вместе. Маркелов просто-напросто забыл о длительном разрыве, еще недавно казавшемся окончательным. Девушки, которыми он хвастался перед Татьяной, все до единой получили от ворот поворот. Она же, в свою очередь, демонстрировала свою полнейшую концентрацию на его особе. Играла, конечно. Но Маркелов желал обманываться. Тем более что требовать от актрисы искренности все равно что кататься летом по реке на коньках. Она ни разу не поинтересовалась, куда делся граф. Маркелову Лавр сообщил, что произошло несчастье — на Павла Нессельроде напали бандиты, узнавшие о его крупном выигрыше в карты. Бедный граф… сидел бы в своем Баден-Бадене, может, и дожил бы до почтенной старости.
Маркелов улыбнулся. Всегда приятно осознавать, что устранил более удачливого соперника. А уж после операции по захоронению радиационных отходов он получит такие деньги, от которых Татьяна уже никуда не денется. Золотая клетка ей обеспечена. В крайнем случае купит для нее небольшой театрик, и пусть она, по ее же выражению, «ломает там своего Шекспира».
Обретение Татьяны придало жизни Маркелова новый импульс. Давно замечено, что большие деньги иногда производят эффект переедания. Человека распирает от поглощенных вкусностей и ему противно вспоминать обо всем, что подавалось за столом. Отрыжка, затрудненное дыхание, тяжелый набитый живот и перспектива запора начисто лишают его ощущения счастья, столь недолго витавшего вокруг в начале трапезы. Правы господа, утверждающие, что после первого миллиона долларов взгляд на жизнь существенно меняется. Возникает грустное осознание бренности всего сущего. Маркелов испытал это на себе. Все его многочисленные девочки, кабаки, поездки в Ниццу и на Канарские острова не стоили того, чтобы каждодневно рисковать жизнью. Стабильность начинается с любящей и любимой женщины. Возможно, такие мысли возникают с возрастом. Илье Сергеевичу вот-вот перевалит за пятьдесят. Но несомненно, возвращение Татьяны упрочило его уверенность в успехе задуманной авантюры. Ее присутствие придавало ему оптимизм, рождало жажду деятельности, создавало хороший кураж, без которого любое дело становилось утомительной обязанностью. Маркелов рвался в бой. Он даже постарался забыть гнусную выходку греческих партнеров по дороге из Шереметьево. Правда, не навсегда. До времени.
С этими приятными мыслями он бодро слез с высокой кровати и первым делом обмотал шелковым шарфиком покрытую коллоидными рубцами шею — память о неудавшемся покушении на него в зоне. Потом быстро надел спортивный утепленный костюм фирмы «Рибок» и легкие мунбуты. Взял приготовленное полотенце и пошел умываться.
В сенях столкнулся с хозяином, одноглазым стариком в чистых белых кальсонах. Тот поинтересовался, не желает ли гость рассола, и очень удивился, узнав, что Маркелов не похмеляется.
— Бывает, — неловко пожал плечами старик. — Оно, можно и без этого, однако ль полезно ли для организму? — и зашаркал к бочке с солениями.
Тем временем Лавр приготовил гигантскую яичницу с салом, луком и грибами. Поставил на дощатый стол чугунную сковородку. В миску наложил из бочки квашеную капусту и соленые огурцы. В центре водрузил литровую бутылку «Смирновской».
Маркелов умылся холодной ключевой водой. Почувствовал прилив бодрости и энергии. Вернулся в горницу и неодобрительно взглянул сначала на бутылку, потом на Лавра. Тот развел руками.
— Ты, хозяин, как хочешь, дело твое, а мне посоветовали для профилактики постоянно поддерживать в крови алкоголь. С радиацией шутки плохи. Мне еще детей настрогать полагается.
Маркелов ничего не ответил, но свою стопку отодвинул. Лавр, не обращая на него внимания, выпил и хрустнул огурцом. Яичница получилась на славу. Настоящая, деревенская. При такой закуске трудно устоять, и Маркелов сдался.
— Налей, что ли. Раз полезно.
Лавр поухаживал за ним. Выпили за удачу. В дверях появился Правоторов. Неодобрительно покачал головой:
— Пьете?
— Присоединяйся, Василия, — кивнул ему Лавр.
— Мне с начальством общаться. Утро — время святое. А вы поторапливайтесь.
Маркелов иронично улыбнулся. Правоторов был единственным человеком в его окружении, позволявшим себе разговаривать с ним свысока. Поначалу это раздражало, потом стало развлекать. Илья Сергеевич временами даже подыгрывал депутату.
Выглядел Василий Васильевич как заправский охотник. На нем был короткий полушубок, ватные штаны и валенки с галошами. На плече висел карабин.
— Поздно встаете, — продолжал распекать москвичей депутат. — К вечернему поезду опаздывать нельзя. Проходящий. А еще пить с главой администрации. Подарки ему не забыли?
— Может, он в конверте возьмет? — поинтересовался Лавр.
— Что? — взвизгнул Правоторов, от возмущения сорвав с головы шапку. Зачесанные справа налево редкие волосы встали дыбом. — Вы на что намекаете? Не хватало еще, чтобы я способствовал даче взятки. Забываете, с кем имеете дело!