Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
Зато мгновенно активизировалась Пия. Она стала приезжать в офис. Командовать. Настояла, чтобы в кабинете мужа поменяли мебель. Везде стремилась появляться с ним и непрестанно болтала о круизе, все заботы по организации которого была готова взять на себя.
Апостолос при ней как-то тушевался, топтался на месте, вздыхал и просил сотрудников не обращать внимания на болтовню жены. Все чаше он отсутствовал, и только Янис имел право звонить ему на Эгину, где он в компании корсара Лефтериса и любимого осла Апулея зализывал нанесенную любовью рану.
Надо сказать, что Янис полностью поддерживал Апостолоса в его решении порвать с Антигони. Во-первых, она раздражала своей непредсказуемостью, а во-вторых, не хотела мириться с местом, отведенным правилами хорошего тона любовницам.
Тем временем Апостолос, далекий от подобных размышлений, рванул ручку и широко раскрыл дверь в ванную комнату.
Под частыми струями душа стояла обнаженная Антигони. Вода стекала по ее миниатюрной спортивной фигурке.
— Боже праведный! Кто это! — вскрикнула она с наигранным удивлением.
Апостолос молчал и растерянно улыбался. Они не виделись несколько недель. С того самого дня, когда Пия заявила Апостолосу о разводе. Он боялся встречи, понимал, что не сможет, глядя и карие с острыми ресницами глаза, сказать о разрыве. Обходился туманными бессмысленными беседами по телефону, а потом начал и их избегать. И надо же, когда боль в сердце вроде бы немного приутихла, а смена обстановки должна была зарубцевать рану, Антигони нашла способ напомнить о себе.
— Как ты здесь очутилась? — сбитый с толку спросил он.
— Проще простого. Мой номер напротив.
— Кто тебе разрешил? — стараясь быть строгим, Апостолос продолжил допрос.
— Никто. Ты не захотел брать меня с собой. Вот я и прилетела сама…
Апостолос не мог оторвать глаз от ее смуглого тела, по которому струйки воды рисовали причудливые узоры. Тонкие девичьи ноги были слегка расставлены, впалый живот подрагивал. С темных сосков часто-часто капали капли. Антигони улыбалась, как провинившаяся школьница, уверенная, что наказание не будет слишком строгим.
Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы Апостолос забыл о внутренней борьбе, угнетавшей его. Он подошел к Антигони и обнял ее. Она прильнула всем телом к бежевому пальто. А потом потянула за лацканы на себя. Апостолос не стал сопротивляться и влез в ванну во всей одежде.
Его губы впились в ее полураскрытый рот. Руки скользили по дивному упругому телу, и никакая сила не могла вырвать ее из его объятий. Еще немного, и они оба повалились в ванну.
Барахтаясь в воде, не в силах стащить с себя потяжелевшее пальто, Апостолос, подобно старателю, случайно вытащившему из воды золотой самородок, боялся выпустить Антигони из рук. Их губы разжимались на несколько секунд, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и снова смыкались. Маленькую Антигони было не видно из-за огромной фигуры Апостолоса. Еще немного, и он просто задавил бы ее. Но она легко выскользнула, вылезла из ванны и бросилась в комнату. Апостолос не медля отправился за ней в погоню. Но насквозь пропитанные водой туфли итальянской фирмы «Sergal» не позволили ему сделать и двух шагов. Он поскользнулся и растянулся на мраморном полу ванной комнаты. Кое-как сбросив обувь, Апостолос поднялся и, прихрамывая, вошел в комнату. Антигони в ней не было. Натыкаясь на роскошную антикварную мебель, он прошел в спальню, оставляя на толстом голубом ковре лужи воды, стекавшей с его пальто и брюк. В спальне плутовки не оказалось. Он первым делом заглянул в шкаф, потом, кряхтя и морщась от боли в коленке, опустился на четвереньки и заглянул под кровать. И там не нашел ее. Озабоченно вернулся в комнату. Внимательно осмотрелся. Зала была метров сорок. Легкая позолоченная мебель, которую терпеть не мог Апостолос, казалась почти прозрачной. За ней спрятаться невозможно. Элегантный двухместный диван с низкой спинкой. Несколько кресел и бронзовый торшер со столиком. Чуть подальше — оттоманка, обитая, как и вся мебель, синим бархатом. Горка, сверкающая хрустальными фужерами, бокалами и рюмками. Низкий сервантик, на котором под большим стеклянным колпаком стояли старинные часы с фигурками купидонов. Уголок, заставленный телевизором и радиоаппаратурой. Где искать Антигони?
Апостолос в волнении потоптался на месте и повернул к окну, зашторенному великолепными атласными занавесями, рванул за плетеный шнурок и застыл от восхищения. На фоне венецианского окна, посеребренного снежинками, в позе распятой на кресте рабыни стояла Антигони. Глаза ее были закрыты, на губах змеилась очаровательно-бесстыдная улыбка.
— Накажи меня… — прошептала она, и по ее телу пробежала чувственная судорога.
Апостолос, не отрывая от нее глаз, еле стянул набухшее пальто, не глядя бросил его на бархатную оттоманку. Пиджак сбросил вместе с рубашкой. Подошел к подоконнику и осторожно, словно хрустальную вазу, снял с него девушку. Она тут же прильнула к его широкому плечу. И прошептала:
— Тебе, наверное, неудобно в мокрых брюках?
Он на ходу попытался освободиться от них, но потерял равновесие и повалился на ковер вместе с Антигони. Она звонко заразительно рассмеялась. Вывернулась из его рук и сама принялась стаскивать с него прилипшие к телу брюки.
Апостолос пыхтел и хотел встать. Довольно уморительно скользил по ковру ногами. Однако его попытки не увенчались успехом. Антигони, бросив застрявшие на коленях штаны, уселась на громадную тушу Апостолоса, и оба забыли обо всем на свете.
Когда Апостолос немного пришел в себя, он открыл глаза и, посмотрев на заламывающую руки Антигон и, тяжело дыша, заметил:
— Со стороны мы напоминаем миф о похищении Европы, когда Зевс в облике огромного быка посадил ее на себя.
— О, мой бык, укради меня навсегда! Мне так хорошо…
Больше ни одного слова не вырвалось из их уст. Они любили друг друга молча и страстно. Сжимая в объятиях Антигони, Апостолос чувствовал, как молодость возвращается к нему. В такие минуты он мог бы помериться своей мужской силой с самим Приапом. Антигони извивалась на нем. А он не сдавался. Огромное количество женщин от проституток до герцогинь и кинозвезд, прошедших через его объятия, затмевалось этой единственной лебединой песней.
Они потеряли счет времени и опомнились лишь тогда, когда настойчивый звонок телефона вернул их к действительности. Апостолос отстранил всхлипывающую, обессиленную Антигони, встал и снял трубку. Послышался голос Яниса.
— Адмирал, через пятнадцать минут нас ждут в холле отеля.
— Спустись и достань мне какую-нибудь шубу. Я пальто испачкал. Мой чемодан поставь возле двери номера. Хочу переодеться, — буркнул Апостолос в ответ.
— Попробую, — без лишних расспросов ответил Янис.
Апостолос вернулся к Антигони.
— Девочка моя, ты снова подарила мне счастье.
— Почему же ты от него настойчиво прячешься?
— Всю жизнь я работал на свой имидж, а теперь этот самый имидж диктует мне правила поведения.
— Глупости. Ты говоришь как старик! Оставайся со мной молодым. В тебе ведь столько силы.
Апостолос замолк. Что можно противопоставить воплю юного любящего сердца? Объяснять про спивающуюся жену? Про брачный контракт? Про американцев и прочих компаньонов? Неужели он действительно стар для нее? С негодованием отбросив эти липкие вопросы, он глубоко вздохнул и спросил: