Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
— Он мне не шеф, — настаивал на своем Янис. — А кандидатуру подобрал я. По старой дружбе. Но не только. У тебя хорошая репутация в деловом мире.
— И портить ее не собираюсь. Учти это, дорогой друг-приятель Янис.
— О чем речь, Дрессир! Ты в английском сечешь? Я-то только по-гречески надрочился.
Маркелов рассмеялся.
— В те далекие времена, когда ты подштанники строчил в своем цеху, я уже из-за границ не вылезал. Цирковые коллективы возил. Секретарем парторганизации был. Поэтому доверяли вести переговоры. А ты спрашиваешь про знание языка!
Янис встал и заторопился.
— Ну, тогда проблем не будет. Идем
— Езжай-ка лучше за смокингом, я и сам поем. Чего нам с тобой талдычить? Воспоминаний я терпеть не могу, а ничего нового о делах из тебя все равно не вытянуть.
Янис не скрывал облегчения и быстро выскочил из номера. Маркелов вышел на веранду. Эгейское море совсем рядом лениво катило мутные волны. На пляже было всего несколько человек, звучала русская речь. Маркелов решил обязательно искупаться, но перед этим немного выпить. Он переоделся в легкие голубые брюки и синюю коттоновую вязаную кофту, на ноги надел белые сандалии, взял с собой плавки и спустился в бар. Там в полном одиночестве выпил двойную порцию «Метаксы» и отправился на пляж.
После московской суеты отсутствие людей действовало успокаивающе. Маркелов брел по мелкой гальке к морю и наслаждался тишиной. В Греции он уже был однажды. Еще до диктатуры «черных полковников». Ездил с группой медведей. Бедные животные загибались от жары, и он проклинал все на свете, носясь по ленивым греческим городам в поисках сухого льда. Тогда страна произвела на него впечатление чего-то восточнобезалаберного. А сейчас хотелось спокойного ненавязчивого отдыха.
Маркелов с опаской вошел в прохладную воду и буквально заставил себя нырнуть в набегавшую волну. Очень соленая, даже горьковатая вода проникла в рот и нос. Немного покрутившись, он вышел на берег отплевываясь и сморкаясь. Теплый ветерок быстро высушил его крепкое кряжистое тело.
После купания он с наслаждением закурил. Предстоящая встреча с Апостолосом волновала его своей непредсказуемостью. Но он уже испытывал к ней какой-то спортивный интерес. Маркелов давно положил себе за правило без тщательной юридической проработки ни к каким переговорам не приступать. Но в этой легкомысленной, веселой стране хотелось почувствовать себя молодым и бесшабашным. Официальные приемы он не любил. Потому что плохо знал этикет и постоянно вынужден был контролировать себя. Если в России на правила хорошего тона можно было махнуть рукой, то в Европе этому придавали серьезное значение. Больше всего Маркелова устраивала непринужденная атмосфера, которая обычно возникала только в двух странах — в Америке и Израиле. Поэтому он решил не настраивать себя на скучный официальный прием, повернулся к морю, раскинул руки в стороны и несколько раз глубоко вдохнул соленый, вязкий воздух. «И в Греции бывает осень», — подумал он про себя и начал одеваться. Совсем низко над землей со стороны моря пролетел заходящий на посадку «боинг».
После купания Маркелов принял ванну и впервые за многие месяцы позволил себе днем поспать. Разбудил его Янис. И немало удивил тем, что смокинг, принесенный им, оказался впору.
Довольный произведенным эффектом, Янис скромно заметил, что благодаря своему пошивочному прошлому на глаз определяет размеры клиента. После чего помог застегнуть на шее Маркелова узкую черную бабочку в белую крапинку.
— Отлично, Дрессир! Практически европейский вид!
— Тоже мне, Европа! — проворчал Маркелов, но остался доволен своим отражением в зеркале.
Они
Минут через сорок пейзаж начал меняться. Исчезли городские постройки и по берегу моря потянулись виллы за высокими белыми заборами. К тому же перестали реветь почти над головой идущие на посадку самолеты. Янис болтал без умолку, но Маркелов совершенно не слушал его, а только время от времени кивал головой и похлопывал его по плечу. Он чувствовал, что бывший сокамерник очень переживает по поводу предстоящих переговоров. То, что намечается какая-то лажа, Маркелов не сомневался. Но прошли те времена, когда любой иностранный партнер мог внушить ему уважение своим богатством и показной роскошью. Поэтому знакомство с греческим миллионером не вызывало особых эмоций.
Наконец приехали. Ворота виллы автоматически открылись. «Джип» медленно въехал в оазис на берегу пустынного моря. Вдоль асфальтовой дорожки, по которой они ехали к дому, стояли пузатые пышноголовые пальмы. За ними с двух сторон били небольшие мраморные фонтанчики. Зеленые лужайки обрамляли низкие кусты магнолий с розовыми цветами. Дом, к которому они подъехали, отразил их «джип» во множестве тонированных зеркал. Весь его овальный фасад был зеркален. С двух сторон пологой мраморной лестницы стояли античные богини. Судя по пожелтевшему мрамору, это были копии прошлых веков.
Зеркальные двери бесшумно отворились настежь. Янис и Маркелов вышли из машины, которую тут же отогнал от особняка неизвестно откуда взявшийся юркий филиппинец. Маркелов проследовал за Янисом мимо застывших улыбок лакеев, одетых в золотистые фраки, и оказался в высоком круглом помещении с прозрачным стеклянным куполом. Обилие экзотических растений, пальм, лиан, огромных кактусов и прочей неизвестной Маркелову растительности означало, что прием организован в «зимнем» саду. Хотя какая в Греции зима? Но тем не менее. Среди зелени прохаживались мужчины в смокингах. Дамы в вечерних туалетах кормили лебедей, плавающих в узком бассейне, окружавшем небольшой островок с пальмой посередине. К нему вело три горбатых ажурных мостика.
Янис, не задерживаясь, повел Маркелова к стойке бара, где они взяли по бокалу шампанского, и в этот момент к ним подошел сам хозяин.
Одного взгляда на Апостолоса Ликидиса было достаточно, чтобы оценить колоритность его внешности. Он был гигантского роста и не менее внушительной полноты. Даже хорошо сшитый смокинг не придавал ему элегантности. Но в его неуклюжести было что-то добродушное. Ноги он ставил по-медвежьи, носками внутрь. Седую с сильными залысинами голову украшала очень короткая бородка, больше напоминавшая щетину давно не брившегося человека. Массивный нос картошкой возвышался над полными губами, которые он постоянно покусывал.