Супружеский долг
Шрифт:
Он удивился, что служанка еще не ушла. Ему хотелось поговорить с женой наедине.
— Оставь нас! — приказал он.
Мод поднялась и покорно покинула спальню.
Эмори проводил ее взглядом и повернулся к жене. В розоватом колеблющемся свете очага она выглядела очаровательной. Сверкающие волосы рассыпались по плечам и водопадом струились по спине. Ему было видно, что под черной влажной простыней, льнущей к ее телу, ничего не было.
Скользя глазами по соблазнительным округлостям ее фигуры, Эмори почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он отчетливо вспомнил это тело, раскинувшееся под ним… И так же отчетливо вспомнил мучительные страдания потом, из-за того что ему было отказано
— Ты больна, — произнес он обвиняющим тоном. Эмма подняла брови и отрицательно покачала головой.
— Больна, не спорь. Но я хотел бы знать, что именно с тобой происходит, жена?
— Ничего, муж мой.
— Ты обязана рассказать мне о своей болезни. Это долг жены.
Эмма нахмурилась. Она никак не могла сообразить, почему он решил, что она заболела. Разве что ему каким-то образом стало известно, что она напилась отвара хмеля и ивовой коры? Если дело в этом, объяснить, зачем ей это понадобилось, будет трудно и неприятно. Решив как-то отвлечь его, она с трудом поднялась на ноги и как бы нечаянно уронила простыню на пол.
— Разве у меня больной вид, муж мой?
Эмори как в землю врос. Он не верил глазам своим. Как она решилась на такое? Со дня свадьбы он несказанно мучился, проводя время в борьбе с собой, еле удерживаясь от того, чтобы потребовать то, что принадлежит ему по праву. Тело приказывало ему воспользоваться своей привилегией, но разум настаивал, что не следует торопить жену. Он испытывал чувство глубокой вины за боль, которую пришлось причинить Эмме в первую брачную ночь. И вдруг сейчас она просто предлагает себя ему. По крайней мере он надеялся, что именно это она и делает. Он умрет, если это окажется недоразумением, если она внезапно отвернется, ляжет в постель и заснет. В ужасе оттого, что она может так поступить, он стоял как столб, считая мгновения. Он даст ей время… досчитает до двадцати… нет, до десяти… и если она не ляжет в кровать, если…
Уронить простыню было самым трудным для Эммы. Однако это оказалось необычайно действенным. Муж не просто отвлекся от расспросов, потеряв нить рассуждений, — он, кажется, вообще утратил способность соображать.
Эмори стоял, пристально глядя на жену, а потом широкими шагами пересек комнату, подхватил Эмму на руки и понес в постель. Бросив ее на покрывало, он стал поспешно снимать с себя одежду.
Эмма наблюдала за ним с каким-то весельем. Она не ожидала такой реакции. Конечно, она надеялась, что, обнажив тело, она как бы намекнет ему на свое желание, но не думала, что этого окажется достаточно и ей не придется ни о чем просить его. Видя, как нетерпеливо он срывает одежду, Эмма подумала, что, может быть, «осуществление брака» для мужчин не так уж неприятно. Право, он пылко стремится к этому. Туника слетела на пол мгновенно, и теперь он прыгал по комнате на одной ноге, стаскивая сапог. Наконец ему удалось избавиться от обуви. Минутой позже он развязал тесьму своих штанов и спустил их вниз.
Эмма широко раскрыла глаза, когда вновь увидела его мужскую плоть. Она показалась ей еще больше, чем в прошлый раз. «Травяные отвары сделали свое дело!» — с удовлетворением подумала Эмма.
Неожиданно она заметила, что он застыл на месте, и подняла на него глаза. В его взгляде читалось голодное нетерпение, лицо было искажено мукой страсти. Эмма облизала губы и нерешительно спросила:
— Что такое, муж мой?
Эмори застонал и закрыл глаза,
— Муж мой?
Эмори со вздохом открыл глаза, выдавил из себяулыбку и осторожно опустился на постель рядом с женой.
Эмма ответила ему такой же напряженной улыбкой и перевернулась на спину. То есть повторила все, что он велел ей в их первую брачную ночь. Она ждала, что теперь он навалится на нее и начнет их совокупление. Однако вместо этого Эмори слегка поднял брови, а затем скользнул взглядом по ее телу. Когда его взор достиг низа ее живота, Эмма вспомнила, о чем он просил ее в прошлый раз, и раздвинула ноги.
Глаза Эмори быстро скользнули вверх: ему казалось, что для обуздания страсти безопаснее смотреть на ее лицо. Но там его взгляд наткнулся на соблазнительные движения ее языка, вновь облизнувшего губы.
Застонав, Эмори упал лицом в подушку.
— Муж мой, что с вами?
— Ничего, я справлюсь!.. — пробормотал он в подушку.
— С чем справитесь?
— Не твое дело, жена, задавать мне вопросы! Просто лежи тихо.
— Хорошо, муж мой, — с тревогой ответила Эмма.
Ее неуверенность в себе росла с каждым мгновением. Он ее ненавидит! Вида ее вынести не может!.. Не то чтобы соединиться с ней… Вот и сейчас он явно убеждает себя, что сможет исполнить свои обязанности. Будь оно все проклято! Как бы ей хотелось вдруг стать красивой… Ну хотя бы на одну ночь!
Эмори еще глубже уткнулся лицом в подушку и задержал дыхание. В надежде сдержать свой пыл, он стал считать до десяти, потом еще до десяти, вспоминая при этом самые неприятные вещи.
Травяное пойло…
Нет, это не годилось. От кружки с травяным чаем его мысли перешли на пухлые ручки жены, потом на нее, лежавшую рядом, обнаженную.
Адская головная боль…
Нет! Так дело не пойдет! Перед его мысленным взором тут же возникла жена, нежно склонившаяся над ним, чтобы пощупать его лоб.
Проклятие! Образ Эммы буквально преследовал Эмори, и он никак не мог прогнать его!
Сомнения мучили Эмму. Однако, видя, как Эмори все глубже зарывается лицом в подушку, она вдруг почувствовала гнев и разочарование. Похоже, ее муж хочет задохнуться! Неужто соединение с нею хуже смерти? Господи! Да как он смеет так ее оскорблять?!
— Муж мой! — воскликнула она. — Я не просила вас убивать себя. В конце концов, просто закройте глаза и представьте себе, что я привлекательная женщина… и проделайте то… ну, что вы делали в прошлый раз! Нам нужен наследник, а в первый раз у вас ничего не получилось.
Эмори замер, поднял голову и недоуменно посмотрел на нее:
— О чем это ты?
Эмма нетерпеливо проговорила:
— О совокуплении, милорд.
— Нет, что ты имела в виду, когда сказала, что в прошлый раз у меня ничего не получилось?
Решив, что в нем говорит уязвленная мужская гордость, Эмма постаралась его успокоить:
— Милорд, я не сомневаюсь, что это не ваша вина. Возможно, напряжение той ночи ослабило вашу… плодовитость… но…
— Всему виной моя доброта! — вспыхнул Эмори. — Я не пролил в тебя свое семя.