Суровая Проза, Трилогия(CИ)
Шрифт:
– Серьёзно?
– искренне удивился "пустынный" врач.
– Я сам когда-то интересовался этой, безусловно, неординарной тематикой. Даже готовился к защите докторской диссертации. Но потом - по ряду объективных и субъективных причин - был вынужден отойти от дел.... И что современные психиатры думают о маньяках? В частности, на какие "виды и подвиды" их подразделяют?
– На "властолюбцев", "сластолюбцев" (они же - "гедонисты"), "каннибалов" и "миссионеров". Последние интересуют нас больше всего. Эти маниакальные убийцы считают себя мстителями. Или же судьями, очищающими наш бренный и многогрешный Мир от всяческой "человеческой грязи и скверны"...
–
– Я тоже в детстве смотрел этот замечательный фильм, - понимающе улыбнулся Белов.
– Нет, отважный и благородный Ульзана, слава Всевышнему, маниакальными наклонностями не страдал. Да, он мстил, безжалостно убивая своих кровных врагов. То есть, подлого главаря и его не менее подлых прихвостней.... Но разве он обидел хоть одного белого ребёнка? Хоть одну бледнолицую женщину? Или же старика?
– Да нет, вроде.
– А потом, как я помню, Ульзана, прервав процесс мщения, ускакал в прерию?
– Так всё и было. Прервал и ускакал.
– В том-то всё и дело, уважаемый доктор.... А что вы думаете - по поводу графа Монте-Кристо? Ну, того самого, из одноимённого романа великого Александра Дюма? Кем он был?
– А что тут, спрашивается, думать?
– высокомерно передёрнул узкими плечами Геббельс.
– Конечно же, благородным мстителем.
– Ой, ли?
– Кем же тогда? Неужели, законченным и безжалостным маньяком?
– Очень похоже на то, - подтвердил Тёмный на голубом глазу.
– Вот, вы сами посудите.... Эдмона Дантеса подло подставили, и он на долгие-долгие годы попал в тюрьму. Сидел там, размышлял, терялся в догадках. А потом, когда подвернулся счастливый случай, успешно сбежал из тюрьмы, разбогател, заделался высокородным графом и узнал имена коварных "подставщиков".... И что же дальше? Разработал наш благородный граф Монте-Кристо целый комплексный план отмщения и, в конечном итоге, воплотил его в жизнь. Причём, до конца. Со всеми фигурантами разобрался по полной и расширенной программе, ни разу не притормозив. Замечу, что и всем ближайшим родственникам обидчиков досталось от него: и положение в обществе потеряли навсегда, и доброе имя, и капиталов лишились.... Резюмирую. "Нормальный" мститель, он всегда действует прямолинейно. Наметил, к примеру, семь-восемь жертв и давай их убивать: лично, призвав на помощь верных друзей, или же обратившись к услугам профессиональных наёмников. Одного прикончил, второго, третьего, четвёртого, а после этого, вдруг, остановился. Мол: - "Праведный гнев в моей груди уже больше не клокочет. Хватит крови. Поскачу-ка я в прерию - подбивать промежуточные жизненные итоги...". И, обратите внимание, про родственников своих обидчиков "правильный" мститель практически никогда даже не вспоминает.... Маньяк же - совсем другое дело. Он и остановиться не может. И "ближний круг" своих жертв всегда, как правило, держит в уме....
– Отставить!
– мельком взглянув на циферблат наручных часов, занервничал Томас Бридж.
– Болтуны выискались. Языки, что называется, без костей.... Вынужден вас покинуть, господа ассистенты, профессора и доктора. Пришло время принять...э-э-э, некоторые лечебные препараты. А вы трепитесь, трепитесь. Обсуждайте ваши важные научные проблемы. Не возражаю. Всех благ. До завтра...
"Пустынный" генерал, громко пукнув на прощание, ушёл, а Белов и Геббельс продолжили - с видимым удовольствием - жаркие дискуссии на различные психиатрические темы.
"Смотри-ка ты, как хорошо Артёмка подготовился к выполнению этого особо-важного задания", - одобрил Петров.
– "Чешет, как по писанному. Молодчина...".
Минут через двадцать он решил, что пришла пора приступить к следующей фазе операции. Решил и, соответственно, приступил. То бишь, грохнулся с нар на каменный пол, закатил глаза, выгнулся крутой дугой и забился в отчаянных конвульсиях.
– Профессор, что с вами?
– бросился на помощь Тёмный.
– А, ведь, предупреждали, что у него сильнейшая аллергия на многие виды лекарств. Нет же, глотай, глотай. Узурпаторы.... Да помогите же, ради Бога! Пока он себе язык не откусил. Мне одному не справиться...
– Что делать?
– запаниковал "пустынный" доктор.
– Охранник! Ко мне! Отпирай дверь!
– Дык, не положено...
– Молчать! Отпирай!
Треск ключа, торопливо поворачиваемого в замочной скважине. Противный скрип ржавых дверных петель. Шум шагов. "Цок" отпираемой защёлки на медицинском саквояже.
– Ты держи профессору ноги, а ты - голову, - велел Геббельс.
– Сейчас я ему вколю дозу стимулятора...
Прошло ещё пять-шесть секунд. На каменном полу лежали два неподвижных тела.
– Минут пятнадцать будут без сознания. Может, и все двадцать, - констатировал Белов.
– Свяжем?
– А чем, собственно?
– болезненно поморщился Лёха.
– Подручными средствами? То бишь, предварительно порвав их собственные куртки на полосы? Не будем, пожалуй, рисковать. Да и времени нет. Кончаем...
Противный хруст, сопровождавший процесс "скручивания" шейных позвонков. Второй...
Прихватив трофейное огнестрельное оружие, пару ножей (из ножен охранника и докторского саквояжа), а также увесистую связку ключей, они вышли из тюремной камеры и прошли метров семьдесят - по подземному коридору - направо.
– Помещение, аналогичное нашему, - остановившись, хмыкнул Петров.
– В том смысле, что бывшему нашему. Дверь, решётка, тусклая лампочка, узкие нары.... Эй, узник, отзовись.
– Чего надо?
– поинтересовался тусклый равнодушный голос.
– Спать не мешайте, ироды...
– Свободы, морда, хочешь? Я кстати, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень.
Активно зашевелился комок каких-то неаппетитных тряпок, и вскоре из него выбрался, неловко соскочив с нар, худенький человечек: пожилой, совершенно седой, бородатый, с измождённым бледным лицом, облачённый в совершенно-невероятные лохмотья.
Соскочил и потерянно забормотал:
– Ч-что, ч-что вы с-сказали?
– То и сказал. Мол, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень... Ась?
– М-мне его д-давали в-вместе с м-материнским м-молоком, - произнёс нужный ответ человечек, после чего, облегчённо вздохнув, плавно опустился на каменный пол камеры и, обхватив голову ладонями, тихонечко зарыдал.
– Э-э, старина Курье, - забеспокоился Лёха.
– Что с тобой?
– Д-д-д.... Д-двенадцать л-л-л...