Суворов. Чудо-Богатырь

Васильев П. В.

— Постой, Аннушка, постой! Как ты поедешь одна в такую даль?

— Я поеду с Митяем. Митяй, ведь ты должен опять вернуться в Петербург?

— Так точно.

— Но это неудобно… нельзя.

— Почему же, отец?

— Лучше переждать.

— Чего же ждать, отец? Пока князь умрет? — с горечью проговорила молодая девушка.

— Как, разве князь так плох?

— Вот прочти.

Анна дала отцу прочитать письмо, присланное полковником Ждановым.

— Да… дело серьезное… Что ж, поезжай, Аннушка… Поезжай!.. Благослови Господь

тебя!

Молодая девушка стала быстро собираться в дальний путь.

Через два дня Митяй выехал обратно из усадьбы в Питер в сопровождении дочери священника.

Путешествие Анны в Петербург было для всех тайной. Отец Василий пустил слух, что его дочь поехала погостить к тетке.

XIX

Император Павел призвал генералиссимуса Суворова в Петербург; он желал скорее видеть и воздать должное герою.

В Праге Суворов простился с солдатами, которых водил на неприступные швейцарские горы.

На прощанье он хотел что-то сказать им, но слезы помешали, и от волнения он не смог выговорить ни слова.

Ряды солдат печально безмолвствовали; они словно предчувствовали, что видят своего любимого военачальника в последний раз.

Командование над войском Суворов сдал генералу Розенбергу; при себе оставил он небольшую свиту.

Смотря на веселого, живого старца-полководца, кто бы мог подумать, что дни его сочтены.

В Моравии, в городе Нейштеттине, Суворов пожелал поклониться праху Лаудона. Долго он стоял перед гробницей великого человека; потом прочитал длинную латинскую эпитафию, где перечислены были все дела и чины Лаудона.

— К чему такая длинная надпись? — проговорил он. — Когда меня не станет, то на моей гробнице напишите только три слова: «Здесь лежит Суворов».

В Кракове Суворов захворал «фликтеной»: сыпь и водяные пузыри покрыли все его тело. Он поспешил в свое поместье Кобрино и там слег в постель.

Болезнь Суворова встревожила императора, и он немедленно прислал к больному генералиссимусу своего лейб-медика Вейкерта.

Ежедневно из Кобрина в Петербург скакали курьеры с известием о ходе болезни Суворова.

Искусство лейб-медика и хороший уход благотворно подействовали на Суворова, и он стал выздоравливать.

Наконец настал день, когда лейб-медик разрешил ему ехать в Петербург, только не более 25-ти верст в день.

Суворов простился со своими дворовыми, поблагодарил их за верную службу и всех щедро наградил.

Теперь ехал он не так, как прежде, — на простой телеге, — а в удобном дормезе, на перине; его сопровождали несколько врачей.

В пути великий старец получил от императора Павла рескрипт, в котором государь изъявлял величайшую радость, что «вскоре обнимет героя всех веков, Суворова».

XX

— Ну как, дружище, себя чувствуешь? — проговорил полковник Жданов, крепко пожимая руку князя Бориса Пронского.

— Мне лучше — боль в плече совсем прошла, только вот рука…

— Что, не владеешь?

— Да… Калека я теперь, — с грустной улыбкой сказал молодой князь.

Рана на правом плече у него почти зажила, но губительная чахотка, несмотря на все усилия докторов, не проходила, сильная боль в груди с мучительным кашлем не давали ему покоя. Доктора, лечившие князя, старались скрыть от него чахотку, — и боль в груди и кашель объясняли ему другою болезнью; князь Борис верил им и надеялся на свое выздоровление.

— Ах, Дмитрий, как мне хочется поскорей уехать из Питера.

— Зачем спешить… подожди! Скоро Суворов, приедет в Питер.

— Ведь князь Александр Васильевич тоже хворает, едва ли он скоро приедет.

— Он уже едет.

— Как?.. Неужели? — обрадовался князь Борис.

— Да, да… получено известие, что князь Суворов выехал из своего имения и едет в Питер.

В этот момент дверь в горницу вдруг быстро отворилась, и в дверях появилась дочь священника, красавица Анна, в сопровождении Митяя. Крик радости и удивления вырвался из груди Бориса Пронского, когда он увидел свою возлюбленную.

XXI

Увы, у гениального Суворова было не мало недругов и завистников при дворе, среди приближенных к государю. Пользуясь болезнью генералиссимуса и медленным его путешествием в Петербург, они сумели оклеветать и очернить его в глазах монарха, рассказывая о своеволии и непослушании полководца.

Известие, что император Павел Петрович разгневан, было роковым ударом для больного Суворова. Выехав из Вильны, старец услыхал, что не почести, но гнев и негодование государя ожидают его в Петербурге, что торжественная встреча отменена, а войску не приказано отдавать почестей.

Все это так поразило Суворова, что болезнь его усилилась, и он не смог ехать дальше.

Однако через несколько дней болезнь на время оставила Суворова, он ожил и снова начал свое путешествие.

На Страстной недели прибыл он в Ригу и первые дни Святой Пасхи провел там. Дальнейший путь Суворова от Риги до Петербурга походил на похоронное шествие: он лежал в карете и все время стонал, лошади шли шагом, потому что быстрая езда причиняла старцу мучительную боль. Народ толпами выходил к нему навстречу, но приветствовать его радостными криками боялись. Встречали и провожали безмолвно; плакали и молились за умирающего полководца.

Апреля 20-го, вечером, тихо ехала по петербургским улицам карета с больным генералиссимусом. Суета столичная встречала и обгоняла ее. Никто не знал, что в ней Суворов.

Остановился он в доме своего племянника, графа Хвостова, в Малой Коломне, против Никольского рынка.

На его выздоровление уже не было никакой надежды: он постепенно терял память, забывая даже свои многочисленные победы. Но бывали минуты, когда Суворов оживал, тогда он просил перенести его с постели в кресло, начинал говорить о своих походах в Турцию, в Италию.