Суженый смерти
Шрифт:
– Он умер.
– И я умру. Люди не вечны.
– И что теперь? Отказаться от тебя из-за этого?
– Не все так просто. Я люблю твою сестру, - мужчина посмотрел на нее с грустью.
– А она тебя любит?
Он кивнул.
– Что-то я не вижу в тебе счастья, которое подразумевает взаимная любовь.
– У меня столько вопросов, столько всяких мыслей, - он обхватил голову руками.
– Я запутался во всем этом, Леля. Я толком ничего не понимаю. У меня голова кругом идет.
– Каких вопросов, Саша?
– Например, самый главный, который не дает мне до конца верить вам обеим. Она смерть, а ты любовь. И, тем не менее, она не смогла уберечь своего избранника, а ты допустила, что я
– Я тебе уже ответила на этот вопрос, когда рассказала о Доле и Недоле. У каждого своя судьба, и даже мы не можем ее знать. Мы вмешиваемся в жизнь людей, когда приходит время. Или в исключительных случаях. Она не могла знать, что Ефима убьют, пока это не произошло. Я не могла знать, что ты встретишься с моей сестрой и влюбишься в нее. Я тебе открою секрет - и мы, как вы, люди, тоже играем свою роль, не зная, чем закончится пьеса. Я истинная любовь, но я прихожу далеко не к каждому, потому как не все заслужили моего прихода, и не все готовы к нему. Не все готовы любить, как пылать, не жалея ни жизни, ни чести ради меня. Она тоже приходит не к каждому, потому что не все заслужили своей жизнью право на исключительную смерть.
– Я понял.
– Так почему ты грустен?
Он развел руками, не желая посвящать Лелю в предложение Марьи. Ему казалось предательством обсуждать настолько личное.
– Дай я за тебя скажу, раз ты не хочешь. Быть с ней ты можешь лишь до физической смерти, а потом станешь как все в ее чертогах. Любуясь ей, но, не смея подойти. Ты будешь стареть, потому как она не может дать тебе вечной молодости. А я могу, - она хитро прищурилась. Александр смотрел, не проронив ни звука.
– Она-то будет молода и прекрасна, но ты будешь чувствовать себя старой развалиной при внучке. Это первый вариант. Второй вариант - она забирает тебя в свои чертоги, и ты живешь вечность во тьме. Человек, заживо погребенный навеки. Человек, который как все любит солнце и тепло... Который ВИДЕЛ красоту этого мира. В золотой подземной клетке.
– Откуда ты это все узнала?
– его удивлению не было предела.
– Я знаю возможности своей сестры, что она может тебе дать. Но, в отличие от нее, я всю свою жизнь жила среди людей, и очень многое поняла в вас. А она никогда не поймет, отчего тебе придется отказаться. Она никогда не даст тебе счастья. Вы из разных миров, - Леля улыбнулась своей горькой иронии.
– Я не могу предать свою любовь, Леля.
– Я могу сделать так, что ты забудешь о ней. Навсегда забудешь. Стоит только тебе попросить об этом. Ты будешь молод и счастлив до конца своих дней. И хотя я не могу дать тебе вечной жизни, как она, я могу сделать так, что ты будешь умирать молодым и в сто лет. Таким же красивым, как сейчас, и тебя никогда не коснутся болезни. Ты увидишь весь мир рука об руку со мной. Я дам тебе все. Не лучше ли прожить хоть и всего лишь одну человеческую жизнь, но ярко и счастливо, чем гнить целую вечность в подземелье, без света и тепла? Не видя ни рассветов, ни закатов, ни листопада, ни майских садов?
– Целую вечность с любимой, ты забыла сказать, - его голос был глух.
– Саша, а меня ты не любишь? Совсем-совсем?
– она вытерла подступившие слезы, и выжидательно посмотрела на него. Перед Свечкиным в данную секунду была лишь простая страдающая девушка, а не некто другого порядка.
– Неужели, все, что было между нами, хоть и длилось оно всего лишь миг, ничего для тебя не значит?
У него болезненно сжалось сердце. И это было далеко не сочувствие. Леля его цепляла, его тянуло к ней. Он знал, что испытывает к ней нечто. Конечно, он любил Марью... Но что-то было в его сердце и к этой красивой девушке. И он был рад ее приходу. И он был грустен от мысли, что больше никогда не увидит ее, выбрав Марью. И он очень жалел, что такой выбор нужно будет сделать. Свечкин не сомневался: не будь в его жизни любви к черноволосой королеве, жизнь с Лелей напомнила бы сказку. Она была сама жизнь, красота, молодость и счастье. И любовь. И страсть. И чувственность.
Он ничего не ответил на ее вопрос, но девушка сама заметила что-то в его глазах.
– Что молчишь? Скажи, ты ко мне ничего не испытываешь?
Он раскрыл рот, но не смог произнести слово "ничего". Это была бы неправда.
– Для тебя ничего не значат наши встречи?
Опять то же самое. Слово "нет" так и не прозвучало. Смысл врать кому-то, кто легко отличит ложь от правды? Она заслужила успокоение, но она не заслуживала лжи.
– Молчишь. Не в силах отрицать, что я тебе дорога. Подумай, Саша. Сможешь ли ты забыть обо мне? Выкинуть из жизни как вчерашний день?
– она вытерла слезы, озаренная хоть и призрачной, но надеждой.
– Не провожай. Я знаю, где выход.
Он и не думал ее провожать, раздавленный бременем ноши предстоявшего выбора. Так тяжело ему не было еще никогда.
Если Свечкину и казалось, что сюрпризы в это утро закончились - он ошибался, они только начинались. Не прошло и получаса с момента ухода Лели, как он, сидящий в позе отчаявшегося человека - обхватив голову руками и наклонив лицо к столу, услышал за окном красивый женский голос, обращенный явно к Александру.
– Отвори мне.
Свечкин слышал это очень отчетливо, хотя прекрасно сознавал - двойной стеклопакет и седьмой этаж вряд ли позволяют кому-то с улицы просто так обратиться к нему. Подняв голову, он онемел: за окном в воздухе парила то ли женщина, то ли птица. То есть, если не считать огромных черных крыльев за спиной, тело было, несомненно, женским, и очень даже красивым - Александр не мог не отметить нежное личико с ясными зелеными глазами, обрамленное пышными локонами соломенного цвета, равно как и шикарную, выдающуюся грудь. Но все, что находилось ниже пояса, принадлежало огромной птице; в частности когтистые мощные лапы, поросшие длинным частым оперением сизо-черного цвета, и пышный длинный хвост в ту же масть.
– Твою ж бабушку за ногу...
– только и смог сказать Александр, хлопая глазами.
– Дожился...
– Отвори мне, - снова произнесла девушка-птица.
Свечкин заворожено встал с места и открыл окно. Он даже не думал противиться этому чарующему голосу. Он был в прострации, уже который раз в это утро. Птица села на подоконник и с трудом протиснулась в комнату.
– Что за окна стали делать, - пробурчала она, подбирая утерянное перо с одного из крыльев.
– То ли раньше, хоть на карете влетай...
– Кто ты?
– Александр затворил окно и сел на свое место. Он немного пришел в себя, и мог хотя бы связать несколько слов, как в речи, так и в мозгу.
– Мое имя Сирин. Ты слышал обо мне?
– Птица Сирин мне радостно скалится, веселит, зазывает из гнезд...
– вспомнились строчки из лирики Владимира Семеновича.
– Только если это.
– Хоть что-то...
– опять заворчала она.
– Раньше каждая собака обо мне знала; пряниками медовыми угощали, звали к столу. А теперь что... Одни хамы да неучи.
– Ты прилетела, чтобы ругаться?
– Свечкин не сердился на беззлобное ворчание, просто его съедало любопытство.
– Что привело тебя в мой дом?
– Я вещая птица Сирин, я глас судьбы. Внемли мне, смертный, ибо я вещаю, - птица приняла настолько важный вид, что Свечкин внутренне невольно подобрался, словно он был в зале суда и ему готовились зачитать приговор.
– Я слушаю тебя, птица Сирин.
– Тебе надлежит пройти в тот дом, где ты был, и узнать то, что ты не узнал, - видимо, она ожидала какой-то особенной реакции от Александра, но тот лишь пару раз быстро моргнул, недоуменно смотря на вещую птицу.