Свадьба в Фогвуде
Шрифт:
Застегнув молнию на сумке, я взяла с тумбочки телефон и по привычке нажала кнопку, чтоб проверить, нет ли сообщений. Сообщение было. Открыв его, я прочла: «Я вернулся и всё так же люблю тебя. Старый друг».
Я застыла, глядя на экран телефона и лихорадочно соображая, что бы это могло значить. Я даже не заметила, как распахнулась дверь.
– Ты готова?
Голос Джеймса вернул меня к действительности. Нажав кнопку «удалить», я обернулась.
– Конечно.
– Кто звонил? – спросил он.
– Ошиблись номером, – пожала плечами я.
– Разве спрашивали не тебя?
– Возможно, другую Лару. А поняв, что ошиблись, повесили трубку.
– Другую Лару Милфорд? – уточнил он.
Я снова пожала плечами.
– Я не знаю. Просто, когда
– Понятно, – улыбнулся он и распахнул передо мной дверь.
Тома не слишком интересовал Диккенс. Это Джеймс мог часами сидеть с книгой в руках, забывая обо всём на свете. Ещё в детстве Том любил приходить в его комнату, когда тот читал, и, занимаясь своими игрушками на ковре, тихонько подглядывать за братом. Он видел, как менялись чувства и эмоции на его лице, как внезапно загорались его глаза, как он закусывал губу и стискивал кулак на колене, явно переживая за героев. Том отчаянно завидовал ему и мечтал скорее научиться читать, чтоб тоже погружаться в этот океан приключений и страстей. Но когда он всё же научился, его ждало жгучее разочарование. Он не видел ничего такого, что так захватило бы его, как захватывало Джеймса. С годами он вынужден был признать, что не обладает столь живым воображением, и слова для него остаются всего лишь словами, сюжет, даже лихо закрученный, всего лишь сюжетом. Он читал, потому что это требовалось по программе обучения, потому что хорошо образованный человек должен обладать определённым набором знаний. Но Диккенс казался ему скучным, а Достоевский и Маркес, романы которых с таким упоением обсуждали его высокоинтеллектуальные друзья, оказались просто непреодолимы.
Он, конечно, читал, но лишь для того, чтоб занять себя в дороге или суметь поддержать разговор в компании. Только сейчас он начал чувствовать в душе какой-то отклик, с удивлением узнавая в искренних в своей пылкой наивности героях Диккенса самого себя. И всё же, просидев на широком подоконнике в малой гостиной за чтением не больше часа, он снова заскучал и, отложив книгу, начал смотреть в окно.
Ему было уже не так грустно, как неделю назад. Более того, было забавно вдруг снова оказаться, как в детстве, в центре внимания, когда все беспокоились о том, как он себя чувствует, чем занимается, почему грустит. И даже увидев, как его любимая девушка уходит вслед за его братом из столовой, он ещё подумал: как овечка на верёвочке, он не испытал жгучего чувства обиды или разочарования. Вовсе нет. Он действительно уже начал успокаиваться. Он смирился с тем, что именно с Джеймсом ей хорошо, что они созданы друг для друга, такие высокие, красивые, загадочные, увлечённые историей, гордые и непредсказуемые в своих поступках, но так неожиданно быстро понявшие и принявшие друг друга. Он даже был рад, что Джейми, недоступный и трагичный в своём вечном одиночестве, вдруг нашёл именно такую необыкновенную девушку, отогревшую в нежных ладошках его застывшее сердце. И эту девушку привёл в его жизнь Том. Он чувствовал и благодарность брата, и его чувство вины за его, Тома, теперешние переживания. Но Том и не думал на него сердиться. Он же сам ушёл с его дороги, чтоб не мешать счастью столь дорогих ему людей, и получил за это награду, ценность которой мог понять только он, истосковавшийся по теплоте, с которой раньше относился к нему Джеймс. Потому что сейчас они вдруг оказались так близки, как не были и до отъезда брата в Афганистан, откуда он вернулся чужим, злым и колючим. Именно сейчас он ощутил не только любовь и заботу брата, но и глубокое взаимопонимание, словно стёршее семь лет разницы в возрасте, и долгие мили и годы непростого жизненного опыта, казалось, навсегда отдалившие от него Джеймса. Да и Лару он не потерял, потому что она осталась здесь, в этом доме, такая же красивая, светлая, но уже более близкая в своей новой роли.
И сейчас Том сидел, с улыбкой глядя на мокрые деревья за окном, даже не задумываясь о том, какое облегчение испытали бы его близкие, увидев сейчас выражение его лица.
Шаги,
– Простите, сэр, видимо, дело срочное, но я не решаюсь отвлечь по этому поводу сэра Артура от его дел. Мисс Бартон чем-то расстроена, а мистер Джеймс Оруэлл уехал.
– Что случилось, Спенсер? – спросил Том.
– Звонит леди Кодденхэм. У неё явно что-то случилось, она обеспокоена. Может, вы поговорите с ней?
– Да, Спенсер, поговорю.
Том спрыгнул с подоконника и прошёл в большой холл. Здесь шум дождя слышался особенно отчетливо. Капли стучали по разноцветным витражным окнам и стекали потоком по изящной витражной розе на переднем фасаде. Том взял трубку и присел в кресло рядом.
– Добрый день, миледи, это Томас Оруэлл, – произнёс он. – Я могу вам чем-то помочь?
– О, Том, – услышал он в трубке жалобный голос и невольно поморщился. – Простите, что я тревожу вас, но я совершенно не знаю, что делать. В восточном крыле прорвало трубу, и всё заливает вода. Брейвик сегодня взял выходной, со мной только моя горничная Глэдис. Я пыталась дозвониться до Кристофера, но мне сказали, что он оперирует какого-то очень ценного быка-производителя и не может подойти к телефону. А беспокоить Оскара я не решаюсь. В его возрасте…
– Вода действительно так сильно льётся? – зачем-то уточнил Том, соображая, что можно сделать, а потом прикрыл трубку ладонью и взглянул на стоявшего рядом Спенсера. – Оуэн сегодня на работе?
– Конечно, – кивнул тот. – В такую погоду кому-то из семьи может понадобиться машина с шофёром.
– Отлично, – он перебил торопливые объяснения Оливии. – Послушайте, миледи. Я сейчас отправлю к вам нашего шофёра. Он разбирается в домашнем оборудовании и посмотрит, что можно сделать.
– Я так благодарна… – простонала она.
– Да, я прямо сейчас распоряжусь, – поспешно проговорил Том и нажал на рычаг, тут же подумав, что вёл себя невежливо, но женские рыдания всегда смущали его. – Спенсер, прямо сейчас найдите Оуэна, пусть едет в Олдфилд, посмотрит, что там можно сделать. Потом, когда приедет обратно, пусть зайдёт ко мне и расскажет, что там произошло. Может, мы ещё что-то сможем для неё сделать.
– Там авария, сэр? – осведомился Спенсер. – Я должен разъяснить это Оуэну. Возможно, ему нужны будут инструменты.
– Да, вы правы. В восточном крыле замка прорвало трубу, и вода заливает залы.
– Я позвоню ему немедленно.
Том поднялся и вышел из большого холла. Он вдруг вспомнил, что утром хотел посидеть с чашкой чая у своего камина. Увидев Уолтера, протирающего мраморный вазон, стоявший на высокой подставке в коридоре, он окликнул его.
– Будьте любезны, Уолтер, растопите у меня камин.
Лакей кивнул, а Том, вернувшись в малую гостиную, взял книгу и присел на диван. Почитав немного, он поднялся наверх, постоял возле жарко растопленного камина в своей комнате, а потом, положив книгу на каминную полку, направился к чайному столику в углу, чтоб заварить себе чашку пуэра.
Оуэн вернулся через три часа и, войдя в аккуратную гостиную Тома, неловко переминался с ноги на ногу, стоя у самого порога. Он не так часто входил в комнаты хозяев в их присутствии, к тому же его явно смущало, что с его одежды на красивый узорчатый ковер стекала вода, образуя тёмные влажные пятна.
Том с удивлением посмотрел на него.
– Неужели такой сильный дождь? – спросил он.
– Нет, сэр, дождь сильный, но не настолько, – извиняющимся тоном произнёс Оуэн. – Я вымок в Олдфилде. Вода просто хлестала в одной из спален. Прилежащие комнаты уже были затоплены. Я не смог ничего сделать и просто перекрыл трубу, ведущую в это крыло здания. Удивляюсь, почему раньше никто этого не сделал. В восточном крыле уже давно никто не живёт, там пыль в два пальца и полно всякой рухляди… Простите, сэр. Я сказал леди Кодденхэм, что нужно вызвать сантехника, но она посмотрела на меня с таким ужасом.