Свадьбы не будет, Светлый!
Шрифт:
Медея мне всегда нравилась, с того самого момента, как переступила порог АТаС. АТиС. Хотя бы мне нужно использовать правильную аббревиатуру, я ведь ректор.
Она была невероятно красива. Какой-то дикой красотой, природной, опасной. Темные волосы, как водопад, любопытный по-лисьему хитрый взгляд, изящные запястья и тонкие лодыжки, которые она и не думала прятать под тяжелой тканью платья.
Каким-то образом в толпе адептов я умудрялся замечать только ее.
Как она оглядывает сводчатые потолки зала,
Как тайком подсыпает что-то соседу по столу в бокал…
Тогда я мысленно отвесил себе оплеуху и приказал думать о работе, а не о том, что на Медею хочется смотреть, не отрываясь.
Триединый благослови, она ведь адептка.
Ей семнадцать, в конце концов. Я — Верховный светлых, ректор АТиС, у меня множество обязательств, трое детей, застарелая скорбь по погибшей жене и мало что в этой жизни способно меня удивить.
Не говоря уже о том, что Медея — темная. И, если хоть немного похожа на остальных членов ее семьи, с которыми я уже сталкивался, — невероятно опасная талантливая ведьма. Которую я уж точно не хотел подпускать к моим детям.
Я надеялся, что об этом помутнении скоро забуду.
Но не тут-то было.
Медея с самого первого дня, похоже, поставила целью вывести меня из себя.
Оживающие статуи, перепуганные светлые и шарахающиеся от нее темные, вернувшиеся с того света покойники, зачарованная дудочка, которая созывала в главный зал АТиС крыс со всей столицы.
Сэмюэль, которого она пугала при каждом удобном случае в первый год. Потом перестала, я так и не понял, почему.
Я знал, чего она добивается: хочет быть исключенной. Для темных это все равно что аттестат об отличной учебе для светлых.
Но император основал АТиС не для того, чтобы учить только избранных.
И я стал ректором не для того, чтобы оставлять в академии только тех, кто мне удобен.
Император считал, что веками существующий разлом между светлыми и темными необходимо преодолеть. Потому основал АТиС, потому собрал вокруг себя смешанную свиту, потому делал все, чтобы светлые и темные перестали жить в состоянии холодной войны.
Я был с ним согласен и отлично понимал, за что берусь, занимая пост ректора АТиС. И пасовать перед трудностями не собирался.
Даже перед трудностями с лисьим взглядом темных глаз.
Потому Медея доучилась до самого конца — несмотря на все ее усилия.
Один Триединый знает, как мне было сложно.
Нет, не из-за того, что однажды она устроила в АТиС нашествие саранчи, хотя нервы она мне за три года потрепала знатно.
Потому что я никак не мог перестать о ней думать.
Ни.
На.
Один.
День.
Я привык жить с тоской по Амели. Погибшую жену я видел в глазах Лили, в улыбке Бенджамина, в пытливом уме Сэмми. Она продолжала жить в наших детях и у меня в сердце.
Но я совершенно не привык жить с тем, что все мои мысли занимает другая женщина.
Моя адептка.
Темная ведьма.
Медея Даркмор.
Я думал, после того, как она наконец получила диплом из моих рук (и едва меня не отравила в процессе), станет легче.
Но нет.
Я был светлым, и для меня глупо было не признавать, что я полюбил ее, глубоко и сильно. Любовь для меня, как и для любого светлого, была совершенно понятным и четким явлением, как силы притяжения. Она питала, наполняла жизнью, радовала, вдохновляла. Я любил Медею Даркмор. Точка.
Но она была темной и меня ненавидела.
Потому я решился на авантюру.
Император ведь так хотел, чтобы светлые и темные наконец научились друг с другом сосуществовать.
Не пришла ли пора для первого в истории смешанного брака? И можно ли найти кандидатуры на роли жениха и невесты лучше, чем Верховный светлых и дочь Верховного темных?
Не то чтобы я питал иллюзии по поводу того, что Медея тоже ко мне неравнодушна. То есть, она, разумеется, неравнодушна: терпеть меня не может.
А в остальном…
Какая-то часть меня, конечно, хотела верить, что все ее проделки — это флирт темной ведьмы, который, как известно, опаснее лесного пожара. Если избранник темной во время брачных игр не выжил — то… что ж. Слаб был. Помянем. Мужем бы тоже был некудышным.
Несмотря на это, я готов был сыграть в эту игру и готов был играть в нее по привычным для Медеи правилам.
Но я был светлым.
Я не мог просто украсть Медею, насильно женить ее на себе, сделав несчастной, или взять в плен кого-то из ее родственников, чтобы шантажировать и вынудить ее сказать мне “да”.
Не мог не потому это было не принято, а потому что — не мог.
Дело было в моей магии.
Точно так же как Медея не могла колдовать во благо, я не мог колдовать во зло. Каждое благое действие вытягивало силы из Медеи, из меня — каждое дурное.
Я знал одного светлого, который погиб, задумав мысль об убийстве из мести — магия просто сожрала его изнутри. Я слышал о темных, которые просто лишались сил, когда начинали вдруг творить добрые дела. Потому что темная магия — не для этого.
Все, разумеется, было устроено немного сложнее (Проклятый в деталях, как говорится), но тогда мне не было дела до философских рассуждений о сути света и тьмы.
Я бы хотел говорить Медее о любви и ее баловать, заботиться о ней и ухаживать — делать все то, что делал бы, если бы влюбился в светлую. Этого требовала вся моя натура. Окружить ее любовью.
Но Медея была темной.
И я решил действовать из уважения к тому, кем она является.
Не изменяя себе.
Я ведь все-таки Верховный светлых.