Свадьбы не будет. Ну и не надо!
Шрифт:
– Куда льешь? А ну, пройдись еще раз. Смотри, какую грязь развела! Ниже, ниже наклоняйся, не сломаешься! Еще выжми, сильней, чтоб вода перестала течь. Воду менять не ленись.
«Я спокойна, спокойна, – в сотый раз подряд твердила себе Беата. – Это все понарошку, я снимаюсь в фильме, сейчас режиссер скажет „стоп“, и мы пойдем обедать. Совсем скоро, всего два часа... Съездить бы этой стерве тряпкой по морде!.. Нельзя, нельзя, надо держать себя в руках, скоро все кончится. Еще час с четвертью... Еще сорок минут...»
Но за обедом в
После обеда Беату все же ждал маленький подарок: ее мучительница ушла домой.
– У меня уже отпуск сегодня. Помочь пришла. Думала, за час управлюсь, а с тобой вон сколько проваландались.
После обеда Беата мыла комнаты. Здесь было чище, зато работы больше: вытереть пыль, вынести остатки еды, которые старики упорно копили в тумбочках, перестелить постели и ответить на бесконечно повторяемые вопросы:
– А как вас зовут? А вы новенькая? Какая молоденькая! А вы москвичка? А как вас зовут? Какая миленькая!
– Бе-ата? – переспросил грузный старик из отдельной палаты. – Красивое имя. С таким именем на сцене выступать, а не полы мыть.
«А я и выступаю», – подумала Беата невесело. Под конец рабочего дня чувство юмора совсем атрофировалось.
Из чугунных ворот пансионата она вышла уже в девятом часу. В сырой темноте каркали вороны, и казалось, что уже наступила глубокая ночь. На плохо освещенной автобусной остановке толпились люди.
«Я пройду чуть-чуть и поймаю машину», – решила Беата. Но машины на этих задворках цивилизации почти не ходили. И тротуаров не было. Беата устало брела по обочине, поскальзываясь в жирной грязи, незаметно добралась до метро и... вошла внутрь. Ни на что другое у нее уже не было сил.
Возле хлопающих стеклянных дверей колыхались какие-то жуткие личности и звякали бутылки. Но внутри было светло, оживленно, а главное – тепло. Беата не сразу разобралась с системой билетиков и турникетов, но дежурная оказалась на редкость терпеливой.
Люди в метро выглядели вполне по-человечески, некоторые даже были хорошо одеты. В переполненном вагоне Беата прислонилась к надписи «Не прислоняться» рядом с дамой на шпильках и в лайковом плаще. Дама поджала губы и отодвинула свои сверкающие сапожки от Беатиных заляпанных грязью кроссовок. От дамы пахло «Just Cavalli», от Беаты – половыми тряпками.
«Это культурный шок, – без эмоций думала она, заходя в свою квартиру. – Я испытала сегодня культурный шок. Об этом надо поговорить с Таткой и написать в журнал. Потом. А сейчас – есть и спать...»
Завтра ее ждал новый трудовой день.
В пансионат она малодушно поехала на машине. Малодушно – потому что было задумано поставить себя полностью в положение новой героини. Уборщица так уборщица. Значит, не только мой полы, но и трясись в автобусе, ешь всякую гадость в общей столовой и выслушивай выговоры от неграмотных теток. Ведь она, Беата Новак, – прогрессивный журналист, а не кисейная барышня из журнала «Ажур». Если эти люди нас читают, мы должны знать, как они живут.
Но хождение в народ с первого дня оказалось не по силам прогрессивному журналисту. Нет, Беата, разумеется, и прежде видела бедность, грязь, убожество. Но то был взгляд со стороны и даже несколько свысока, взгляд блестящей, уверенной в себе корреспондентки, которая приехала из столицы, чтобы во всем разобраться и всем помочь. Ей в голову не приходило, что такие вещи могут произойти с ней. Да и ее знакомые не примеряли на себя ни старость, ни болезни, ни суму, ни тюрьму. А ведь за такую гордыню судьба может ох как наказать. Не зря же не велено спрашивать, по ком звонит колокол... Короче, Беата чувствовала себя сейчас, как знаменитый хирург, который неожиданно оказался на операционном столе в сельской больнице.
– Беата – это что-то опереточное? – встретил ее вопросом старик из одноместного люкса. – Слушай, королева чардаша, слетай мне за пивом. Там у ворот палатка стоит.
Он сунул ей в карман халата полтинник.
– А вам можно пиво? – усомнилась Беата.
– А ты мне не врач, – обиделся люксовый постоялец. – Сказано: неси – значит, неси.
– Не понесу, – сказала Беата. – Я вам не нанималась за пивом бегать.
Она вынула мятую бумажку из кармана и хлопнула ее на тумбочку.
– Не на-ни-ма-лась? – Старик аж присел и уперся в нее исподлобья колючим взглядом.
– Не на-ни-ма-лась! – передразнила его Беата. – Я здесь убираю, а не прислуживаю.
– Нет?
– Нет!
– Так вот, запомни: прислуживаешь! Сказано: парашу выносить – будешь выносить. Сказано: за пивом – побежишь за пивом. Пока салага – будешь бегать. Я в твоем возрасте бегал – и ты побежишь.
– Парашу? Вы что, в моем возрасте срок мотали? – прищурилась Беата. – Ну-ну, не надо так волноваться. Выйдите, прогуляйтесь по коридору, а я проветрю и перестелю.
– А ты штучка! – сказал старик, останавливаясь в дверях. – Я вот нажалуюсь, что ты у меня деньги украла.
– А нажалуйтесь.
Беату сейчас куда больше заботил накрахмаленный пододеяльник, который никак, собака, не желал расправляться.
– А выгонят тебя!
– Ну и выгонят.
– Деньги вернуть заставят!
– Верну.
Дедушка так завелся, что с ним лучше не спорить.
– Где ж ты их возьмешь?
– Заработаю.
– Заработаешь? Гордая... – Старик обошел вокруг нее. – Слушай, по-людски тебя прошу: принеси пивка! Мне и Валька всегда бегала, и Венерка, что до тебя была.
– Не принесу, – сказала Беата и закрыла окно. Вот ведь зануда!