Свадьбы
Шрифт:
Так сказал Мурад себе с надеждой, он был пьян, ибо хотел придавить в себе тягостную тревогу - его сын, наследник, жизнь его, тяжело болел.
*
Башнеподобная Элиф, словно розовое облако, стояла на площадке второго этажа и ждала суженого.
Боже мой! Бедняжка испытывала все это во второй раз, но ничего не могла с собой поделать, не то чтоб разволновалась - окаменела. Мехмед взял ее за ледяную руку и провел в покои, где она должна была сесть на свадебный трон.
Мехмед вел свою
– Ежели ты - Элиф, покажи мне пальчик!
Да, у них все шло по правилам. Мехмед почти месяц не видался с возлюбленной! Он бегал под ее окошко, и она, спрятавшись за шторами, показывала ему свой пальчик. Был он, этот пальчик, - знак любви, чрезвычайно смелый для турчанки.
О, Элиф! Она и теперь не была жестока с ним. Пальчик мелькнул среди розовых кружев. Мехмед, вполне счастливый, бросился вниз по лестнице, к друзьям, ожидавшим жениха на мужской половине.
В комнату невесты, давясь, падая, перелезая друг через друга, хлынули женщины.
Им нужно было посмотреть наряд, трон, диван - будущее ложе супругов.
Смотрины продолжались не менее четырех часов, Элиф сидела на своем троне, подняв с лица вуаль, не шевелясь. Все четыре часа! Лицезрейте!
На своем пиру Мехмед угощался на славу. И все же он был не совсем доволен. Мурад на пир не пришел. Появился теперь, а на пиру его нет… И когда хмель стал одолевать Мехмеда и он, думая о загадочном друге своем, разобиделся вконец, явились вдруг люди. Внесли два сундука.
– Наш повелитель, твой друг Мурад приносит в дар тебе, мастер Мехмед, - сказал тот, кто пришел с носильщиками, - эти два сундука. Один - тебе, другой - твоей жене. Наш повелитель приказал тебе быть счастливым. Он помнит о тебе.
Посланец поклонился пиру и тотчас удалился вместе с носильщиками.
Гости были озадачены, а Мехмед больше других. Вечный ученик улемов прислал два сундука подарков? Впрочем, надо посмотреть, что в этих сундуках.
Открыли - отшатнулись.
Для невесты - драгоценные материи, золотые украшения.
В сундуке для Мехмеда - воинские доспехи, сабля с рукояткой, усыпанной бриллиантами, полный набор инструментов кожевника (на каждом клеймо султана) и высокий кожаный мешочек с золотыми монетами.
Мастера, приглашенные на пир, ахи-баба, шейх, высокомерные и насмешливые, глядели на Мехмеда со священным ужасом. Они догадывались, кто был другом этого беспутного калфы, которому вдруг так стало везти.
Мехмед стоял неподвижно, глаза его расширились, словно он собирался объять одним взором все звезды неба.
Ахи-баба первым пришел в себя. Поднял кубок:
– За одарившего нашего товарища Мехмеда, за помнящего нас, кожевников, за все его благодеяние!
И тут раздался голос имама, зовущего на молитву.
*
Молитва закончилась. Путь жениху в гарем был свободен. Он бросился через двор на половину жены. Друзья мчались за ним, колотя его по спине кулаками и старой подошвой - от сглаза и скуки. Не дай господи заскучать в гареме!
В дверях его встретил его собственный евнух. Молча повел господина в комнату жены. Здесь его ждала старуха, которая по обычаю должна была помочь сближению супругов.
Как и полагалось, Мехмед разодрал на заждавшейся Элиф розовую вуаль, но лица так и не увидел. Элиф закрылась остатками вуали, а старуха вцепилась в руки Мехмеда и увела его на ковер молитвы. Мехмед пролепетал молитву, и старуха наконец оставила жениха и невесту с глазу на глаз.
Теперь, блюдя обычай, Мехмед должен был самым вежливым голосом спросить:
– Сударыня, будьте милостивы, объявите мне ваше имя.
А потом, узнав имя, произнести еще более пышную фразу:
– Сударыня, осмелюсь ли я поднять вашу вуаль и восхититься прелестями вашего личика?
И все эти просьбы нужно было повторять трижды, а потом одарить жену колечком.
Но вуаль была уже разорвана, и суженые наконец-то обнялись. Уставшая от церемоний Элиф заплакала, Мехмед целовал ее лицо, облепленное лепестками цветов и сверкающими звездочками. Турок, впервые увидав лицо своей жены, должен быть ослеплен блеском этого лица. Ведь утром, когда они рука об руку выйдут к гостям, гости по лицам их постараются определить: сошлись ли их звезды? Или разлетелись?
Вошла служанка. Принесла ужин: цыпленка, сладости, вино.
Потом принесла свечи.
И удалилась.
– Элиф, - сказал Мехмед, - нас осчастливил подарком сам падишах.
– Я уже слыхала об этом!
– Элиф, султан приказал нам быть счастливыми,
– Мехмед, я для тебя готова стать морем, а когда море наскучит тебе, я стану ручейком. Мехмед, ты - мое солнце!
Их звезды, слава аллаху, сошлись, и не сегодня!
Глава шестая
Мурад IV пригласил всех своих высших военачальников на совет.
– Пока не забылся звук победной трубы, пока мышцы на ногах воинов не одрябли от сидения на коврах, готовьтесь в поход. Азов - бельмо на нашем глазу. Это наш позор.
– Великий падишах, наше ослепительно сияющее солнце!
– воскликнул Дели Гуссейн-паша - правитель Силистрии.
– Прикажи мне, и я один разгоню казачью шайку.
– А что, если я и впрямь последую твоему совету?
– спросил Мурад и брезгливо покривил губы.
– Я готов! Я счастлив!
– восклицал Гуссейн-паша, но Мурад ушел в себя и не слушал.