Свадебное путешествие Лелика
Шрифт:
— Это ты про «земля тряслась, как наши груди»? — уточнил Лелик.
— Да, — ответил Макс. — Именно про этот чертов стриптиз.
— Вынужден тебя огорчить, — холодно заметил Лелик. — Это не Пушкин.
— Естественный фон, не Пушкин, — безразлично ответил Макс. — Это Наполеон пытался взять Москву-матушку нахрапом, а не старина Пушкин. Но нашу Москву нахрапом не возьмешь. Кто к нам с нахрапом придет, того межмуниципальный совет в Филях и приговорит к чертовой матери. Лет на десять с конфискацией.
— Я имею в виду, — продолжал объяснять
— Ну, не Пушкин. Значит, друг его ближайший, какой-нибудь Гуагуин, — так же безразлично ответил Макс. — Какая разница? Все равно им всем двести. Полный хлам.
— Да как ты смеешь такие вещи говорить о великих поэтах?!! — вскипел Лелик, который решил вступиться за коллег.
— Жить, Леха, — назидательно сказал Макс, — нужно настоящим. Что нам эти стихоплеты древности, у которых груди тряслись между кернинговых пар? Все это давно быльем поросло. Жить нужно современной поэзией. Созвучной нашей эпохе. Вот скажи, у тебя же было стихотворение о чем-нибудь современном?
— Было, — подтвердил Лелик. — Я вообще пишу только о современном.
— Ну вот! — обрадовался Макс. — Значит, любить и обсуждать нужно тебя, поэта современности. А не этих замшелых рифмовщиков. Они не созвучны нашей эпохе. А ты, Лелик, созвучен. Прочитай что-нибудь современное! Созвучное!
Тут Светка, Славик и Макс дружно зааплодировали. Лелик польщенно потупился.
— Ну, — довольно жмурясь, сказал он, — разве что-нибудь маленькое. Из раннего…
— Из неизданного, — подсказала Светка.
— У него все неизданное, — заметил Макс.
— Гонишь! — мгновенно вскипел Лелик. — В «Учительской газете» напечатали мое антивоенное стихотворение про коровок и розочки!
— Пардон, мэтр, — извинился Макс. — Простите, что был к вам несправедлив. Просто я считал, что настоящий поэт — он не публикуется.
— Это как? — заинтересовался Лелик.
— Очень просто, — объяснил Макс. — Есть же старая теория о том, что только голодный творец может выдать что-нибудь по-настоящему прекрасное. Недаром все великие при жизни влачили жалкое существование и умирали в нищете. Слава ждала их только после смерти. И это закономерно! Ты вспомни, Лелик, исторические примеры!
— Вспомнил, — с готовностью откликнулся Лелик. — Рембрандт, например. Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.
Макс задумался на мгновение.
— Нет, — сказал он. — Ты другой какой-нибудь пример приведи. Скульптора, например.
— Бенвенуто Челлини, — предложил Лелик. — Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.
Макс снова задумался.
— Нет, — потребовал он, — давай какого-нибудь композитора. Они все умирали молодыми и нищими.
— Мендельсон, — предложил Лелик. — Феликс Мендельсон-Бартольди.
— О, — обрадовался Макс. — Несчастный человек. Написал прекрасный свадебный марш, и теперь это божественное произведение каждый день в сотнях стран убивают своими кривыми ручками подрабатывающие студенты музыкальных заведений. Жуткая судьба, тут ты прав…
— Ну, — небрежно заметил Лелик, — я бы не сказал, что он был так уж несчастен. Богатый человек, отличные заказы…
— Признание общества, — вставила Светка.
— Точно, — кивнул Лелик. — Плюс жена — первая красавица Европы. Прям завидно. Богат, знаменит, обласкан критиками, красавица жена щебечет на кухне, а кроме того, пописывал свои произведения с чашкой лучшего венского кофе в руках. Мне бы так.
— Ты нарочно приводишь совершенно нехарактерные примеры, — скривился Макс.
— Да почему же? — вежливо ответил Лелик. — Ну, давай возьмем кого-нибудь из современности. Композитора Эндрю Ллойда Уэббера, например.
— А он что? — заинтересовался Макс.
— Практически самый богатый композитор в мире, — небрежно ответил Лелик, — заодно и рыцарь Британской короны. Это, так сказать, в знак признания высшего общества…
— Ужасно, — с отвращением сказал Макс. — Ты рушишь мне всю стройную теорию. Я-то думал, что если тебя поставить в соответствующие условия, то в результате родится какая-нибудь потрясающая поэма…
— Не выйдет, — вдруг сказал Славик.
— Это почему? — поинтересовался Макс.
— Мы уже пробовали, — объяснил Славик. — Кредитку у него сперли? Сперли. Лелик сразу обнищал. Кроме того, в тот день он еще толком не поел, мучая себя какими-то салатами. Так что он был и нищ, и голоден. И что родил? Только рифму «Макс — мудак», когда нас костерил за кредитку. А это не самая лучшая рифма на свете, точно говорю…
И Славик глубокомысленно отхлебнул пива из стакана.
— Значит, — подытожила Светка, — нужно действовать по-другому. Раз Лелик не выдает шедевры в голоде и нищете, тогда его следует сделать очень богатым — может, хоть это повлияет.
— Светик, — растрогался Лелик, — я знал, что старая любовь — она не ржавеет.
— За мной не заржавеет, факт, — подтвердила Светка.
— Предлагаю за это выпить, — встрял Макс. — А то у меня эти беседы о высоком вызвали жуткую жажду.
— Давайте выпьем за Лелика, — предложила Светка. — Все-таки он — талант! По крайней мере, потенциально. А когда разбогатеет, то вообще поразит мир великими шедеврами. Я верю в это!
— Мы тоже верим, — согласился Макс, разливая шнапс по рюмкам. — В смысле, в шедевры верим. Но я все-таки настаиваю на своем определении наилучшего окружения для таланта…
— Макс, да хватит гнать-то со своими окружениями! — Лелик возмутился так, что даже слегка расплескал протянутую ему рюмку. — Вот ты у нас — яркий пример! Денег нет, питаешься черт знает чем! Ну и где твои шедевры?
— Сначала выпьем за Лелика, — попыталась предотвратить скандал Светка, протянув свою рюмку.
Все чокнулись, выпили шнапс и запили его пивом.
— Ну так и где твои шедевры?!! — снова ринулся в бой Лелик.
— Мои шедевры — в газете, которую я представляю, — с высокомерным достоинством ответил Макс.