Сварогов
Шрифт:
Саламина вид уныл...
Грецию покинув вскоре,
Дмитрий Смирну посетил.
Там Восток, пестреют краски,
Малой Азии дары,
Сталь, клейменая в Дамаске,
Четки, смирнские ковры.
Там проходят караваны,
У мечети стал верблюд...
Дмитрий, сумрачный и странный,
Крым далекий вспомнил тут.
VIII
"Эль-Кагира" быстролетный
Снова
И на мачте, беззаботный,
Пел, качаясь, негр-матрос.
Спутник Дмитрия бессменный
С чемоданом тоже тут:
Позабыв красы вселенной,
Спал на палубе Мамут.
Тот же он. Руин старинных
И античных храмов враг,
Пил он в Смирне, пил в Афинах, -
Где мастику, где коньяк.
Только Дмитрий изменился,
Был задумчив он и тих.
Белый волос серебрился
В волосах его густых.
IX
Бури, полгода в дороге,
Не манили отдохнуть,
Но тоска, души тревоги
В нем сказались, -- горький путь!
Снова Мраморное море,
Пестрых вод он видит гладь,
И на якоре в Босфоре
"Эль-Кагира" стал опять.
Берег знойный и прекрасный!
Кипарисов тень, олив...
Волн певучих хор согласный
Здесь бежит через пролив.
Здесь смирилась их тревога,
Волны, скрыв смятенье бурь,
В пристань Золотого Рога
Мечут жемчуг и лазурь.
X
И Стамбул, венчанный славой,
Здесь чалму свою склонил,
И в Босфоре, величавый,
Он мечети отразил, --
Минареты их седые,
Башни с греческой стеной,
Древний храм святой Софии
С мусульманскою луной.
Берега двух стран здесь близки.
Блещут в солнечном луче
Их дворцы и обелиски,
И киоск Долма-Бахче.
На развалинах Царь-Града
Сказочный Восток возник,
Но его Шехерезада
Досказала в этот миг.
XI
Дмитрий здесь застал волненья,
Смерть таилася в тени,
И убийства, избиенья,
Приближались злые дни.
Дни и ночь Варфоломея...
Нет, страшней: пред ночью той,
Содрогнулся бы, бледнея,
Сам Варфоломей святой.
Уж давно потворством власти
Против гибнущих армян
Разжигались злые страсти
Фанатичных мусульман.
Чернь роптала, шли патрули,
Слухов улица полна,
Но была во всем Стамбуле
Перед бурей тишина.
Город смерти и развалин
Дышит кровью и тоской...
Как прекрасен и печален
Он в истории людской!
Дни коварной Византии,
Преступлений тайных ряд...
Магомет, вступив впервые,
Залил кровью Цареград...
Мрачный труп Палеолога,
Дни побед -- кровавый сон!
У султанского порога
Янычаров страшный стон...
Умер здесь Мицкевич славный,
Умер бедный Адамьян,
И в истории недавней
Смерть замученных армян!
ХIII
В Пера номер взяв в отеле
И оставив вещи тут,
Марко разыскать хотели
Тотчас Дмитрий и Мамут.
Марко -- их знакомец старый,
Черногорец-проводник -
Жил в Галате, где базары.
Дмитрий с ним бродить привык.
Был в Галате шум продажи.
Там по улицам крутым
Окна во втором этаже
Выступали над другим.
Переходы, переулки
И кофеен полумрак,
Шум движенья, окрик гулкий,
Море фесок, тьма собак.
XIV
Шли арабы, сербы, турки,
Под ружьем шел караул...
Грек сновал, торговец юркий,
Вез муллу дородный мул.
Стройный курд, в чалму одетый
И в наряде голубом,
Ятаган и пистолеты
Выставлял за кушаком.
Негр громадный, гаер старый,
Потный, точно в ваксе весь,
С неуклюжею гитарой
Танцевал то там, то здесь.
Ведьмы старые, гречанки
Зазывали на крыльцо,
И мелькала тень турчанки,
В черном вся, закрыв лицо.
XV
Но на всем был вид тревоги.
Окна сумрачно глядят --
Все в решетке, как в остроге,
И дверей железных ряд.
И в одну из них затвором
Звонко постучал Мамут.
Нет конца переговорам,
Цепью брякнули... Идут!
Марко вышел в шапке черной,
Фустанелле с кушаком,
В шитой курточки узорной,
С револьвером и ножом.
Подозрительный и смелый
В пришлецов свой взгляд вперив,
Черногорец загорелый
Живописно был красив.
XVI
– - Здравствуй!
– Дмитрий рассмеялся, -