Сварогов
Шрифт:
Марко, не узнал? Смотри!
Я с тобою не видался,
Вероятно, года три!
Но уже признав знакомых,
Марко весело кивнул...
Вводит их... в пустых хоромах
Стол накрыт, подвинут стул.
Подается угощенье,
И, как водится всегда,
Из айвы и роз варенье
И холодная вода.
Смех, приветствия, расспросы:
Стали в городе дела,
На армян здесь смотрят косо...
– - Где Атина?
– - Умерла!
Дмитрий, думая остаться
Здесь недолго, под конец
Нынче же решил собраться
В Семибашенный дворец.
Лошадей наняв, все трое, --
Дмитрий, Марко и Мамут, --
За предместье городское
Выехали. Путь был крут.
И чернея величаво,
Мхом седым опушены,
Bcе в зубцах тянулись справа
Башни греческой стены.
Дальше поле зеленело,
Где жилища, где сады,
И виднелась без предела
Голубая зыбь воды.
XVIII
Семь высоких, мрачных башен
Рисовались в синей мгле:
Был таинствен, тих и страшен
Великан Ени-Хулэ.
Но сверкая на просторе,
За темнеющим дворцом
Блещет Мраморное море
Золотым своим кольцом.
Словно перстень драгоценный
Там Элладой обронен,
И хранит свой неизменный,
Чудный блеск сквозь даль времен.
На холме зеленом стоя,
Дмитрий смотрит, грусти полн,
На сиянье золотое
И бегущий отблеск волн.
XIX
Солнце за море садилось,
Вдалеке синел Босфор,
Уходили в небо, мнилось,
Очертанья смутных гор...
И меж них Олимп Вифинский,
Первозданный храм богов,
Встал туманный, исполинский,
В белом облаке снегов.
Дмитрий смотрит, в тайном горе
Оторвать не может глаз,
Точно солнце, жизнь и море
Видит он последний раз;
Луч прощальный вспыхнул ярко
И в пучине потонул...
– Нам пора!
– окликнул Марко, -
Ночь близка, далек Стамбул!
XX
– - Да, пора!
– сказал беззвучно
Дмитрий... Сели на коней
И назад пустились скучно.
Становилося темней,
Но последний блеск заката
Озарял Стамбул вдали, --
Точно заревом объято
Было небо... тучи шли...
И, блестя в заре кровавой,
Подымались сквозь туман
Точно копья мусульман.
Скоро на краю дороги
Всадникам попался труп.
Он лежал, раскинув ноги,
Синий весь... зрачок был туп...
XXI
– - Так!.. Зарезан!..
– молвил Марко,
Поправляя ятаган,
Зорька тоже светит жарко...
Не пожар ли? Бьют армян!
Из армянского квартала,
Хум-Хапу, огонь блеснул,
И по ветру долетала
Перестрелка... смутный гул.
Тишина была в Стамбуле,
Пуст ряд улиц, но и тут,
Лишь в предместье повернули
Дмитрий, Марко и Мамут,
В доме, жавшемся в сторонке,
Женский крик раздался вдруг.
Крик был жалобный и тонкий,
В нем звучали боль, испуг...
XXII
– - Режут женщину!
– угрюмо
Марко стал, - Армянский дом!
Дмитрий быстро и без шума
Спрыгнул с лошади: "Войдем!"
– - Не ходи, эффенди!
– робко
Звал Мамут, нельзя теперь!
Но уж Дмитрий, вырвав скобку,
Распахнул ногою дверь...
Ни души... кувшин разбитый,
Тряпки в комнате пустой...
Дальше вход вился открытый
Вверх по лестнице крутой.
Там был шум, возня и стоны...
Дмитрий, вмиг взведя курок,
Бросился вооруженный,
Но споткнулся о порог.
XXIII
Мертвое старухи тело
С кровью в волосах седых
На пороге коченело...
Крик вверху на миг затих,
Но тотчас раздался снова...
Дмитрий быстро вверх взбежал,
Марко с ним, бранясь сурово,
И Мамут, схватив кинжал.
Стоны, схватка... там, в конурке,
Били женщину втроем
Люди в фесках -- курд и турки
С исказившимся лицом.
Вся в крови, она кричала
Отбивалась и рвалась...
Хохот, брань... вдруг стал кинжала,
Заблестев, ей в грудь впилась.
XXIV
Дмитрий выстрелил... смятенье,
Крики, шум, пальба и стон, --
Все смешалось на мгновенье
В дикий бред, в безумный сон.
Дмитрий горло сжал кому-то,
Курд, борясь, хрипел под ним,
Вдруг сверкнул кинжал Мамута,
И опять - стон, шум и дым.