Свеча на ветру
Шрифт:
— И что же это?
Кендал бросила взгляд на гардины и в узкую щель между ними увидела яркое солнце. Перед его светящимся ликом она признала свою слабость, заставив себя произнести:
— Мэтью и я вернулись в твою жизнь, как только ты этого пожелал.
— Так и есть. — Джеррад, тяжело дыша, перевернулся на спину. — А как насчет твоих желаний? Или ты специально разыгрываешь роль мученицы, изгнанной из родного дома? Не убеждаешь ли ты себя, что вернулась в этот дом насильно? В этом причина твоих слез, согласись.
«Нет. Я плачу потому,
Она никогда, никогда не обнаружит перед ним свою уязвимую душу, как это сделала мать в отношениях с отцом, никогда не позволит Джерраду узнать о своих истинных чувствах. Он не должен считать свою жену дурой.
— Я сомневаюсь, что ты занималась со мной любовью только из-за полного безразличия к своей судьбе, — хрипло проговорил Джеррад, поворачиваясь, чтобы взглянуть на жену, все еще хранившую молчание. — И что удовольствие получил я один, тоже не верю.
Солнечные блики заиграли на ее волосах, когда она отвернулась.
— Это была чистая физиология, — солгала Кендал.
— И все? — грубо спросил Джеррад, сев на постели. Он схватил жену за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза, полные желания.
«О Боже! Если я люблю его, зачем вести себя так холодно?» — мучительно думала Кендал, закрывая глаза, чтобы не выдать бесстыдных чувств, бушующих в ее душе. И только глубоко укоренившаяся привычка заставила ее противоречить.
— Я согласилась вернуться ради Мэтью. Но не соглашалась спать с тобой. А ведь ты требуешь еще и этого, не так ли?
— Да! — хриплым голосом признался Джеррад. — И не понимаю, зачем ты согласилась вернуться, если не хочешь попробовать вернуть к жизни наш брак. Неужели сможешь довольствоваться только формальной стороной? Раз уж мы вместе, давай использовать это наилучшим образом, а?
— Нет! — Кендал выразила свой протест коротким вскриком, потому что Джеррад навалился на нее всем своим горячим телом.
Его поцелуй был грубым. Жесткие волосы на груди терлись о ее кожу, еще не остывшую от недавних ласк.
«Нет, пожалуйста, не надо! Не позволяй ему убедиться в своей власти над тобой. Не позволяй ему взять тебя таким образом!» — молил ее разум, бунтуя против трепета тела, уже готового уступить требованию мужчины.
Но вдруг с внезапным, почти осязаемым усилием Джеррад резко отпрянул от жены, презирая себя. В следующее мгновение он встал с постели, завернулся в покрывало и вышел. А Кендал осталась страдать от потери его близости.
В течение следующих нескольких дней представители прессы, подобно голодным гиенам, дорвавшимся до куска свежего мяса, отирались вокруг дома, надеясь урвать хоть каплю информации, любую подробность о человеческой трагедии; все, что можно проглотить, переварить и выдать публике.
Кендал предпочла бы не говорить с ними вообще. Но в итоге дала единственное интервью молодой женщине. Ей показалось, что та понимает ее. Мягкие увещевания журналистки отличались от привычного настойчивого
В действительности почти ничего не изменилось с тех пор, как Кендал больше года назад ушла из жизни Джеррада. Правда, в эти дни имя Лорен почти не упоминалось в разговорах. Да и Джеррад очень мало времени проводил вне дома. Но прошлое все еще висело между ними, как плотный темный занавес.
Джеррад окончательно перебрался в отдельную комнату после того утра, когда Кендал плакала во время их близости. И хотя их физическое влечение друг к другу нельзя было игнорировать, каждый раз при встрече между ними возникало постоянное, еле сдерживаемое напряжение. Это продолжалось до тех пор, пока эмоции не достигали критической точки. И тогда они прорывались в виде приступов настоящего гнева.
Но, по крайней мере, Джеррад защищал ее от нежелательного внимания газетчиков, за что Кендал была ему очень благодарна. Она никогда не умела так холодно и эффективно осаждать людей, как это делал Джеррад.
Кендал даже не знала, в какой степени газеты проникли в тайну ее семейной жизни. Да это ее и не интересовало, она даже не трудилась читать газеты. Единственное, что волновало Кендал, было сознание собственной вины в том, что Крисси забрала Мэтью.
Вполне естественное ощущение. Так сказал врач Крисси. Мать всегда обвиняет себя, вне зависимости от обстоятельств похищения.
Своя вина Кендал казалась огромной. Вина за то, что ее бросил Джеррад. Вина за то, что она не помогла Крисси. Вина за то, что она слишком большое значение придавала собственной карьере. И самая главная вина — в пренебрежительном отношении к Мэтью.
Все это жгло Кендал изнутри раскаленными углями, но она храбро справлялась со своими эмоциями одна. Слишком много времени было напрасно потрачено на душевные муки и самоуничижение. И не что иное, как эта неделя без Мэтью, научило ее ценить драгоценное время его детства.
Проходили недели, а вместе с ними и лето. Кендал видела, как быстро рос ее сын, и понимала, как мимолетно все в жизни.
— Ты станешь мужчиной прежде, чем мы узнаем об этом, не так ли? — рассмеялась как-то Кендал в одно теплое утро. Мэтью играл со своим трехколесным велосипедом на внутреннем дворике, а она присела рядом с ним на корточки и угощала сына шоколадом.
— Еще! — потребовал Мэтью, потирая щеку измазанными в шоколаде пальцами. Шоколад был повсюду: вокруг рта, на руках, спереди на белом комбинезоне.