Сверх отпущенного срока

Островская Екатерина

Собственно, была ли у него вообще любовь? Кто его любил — красивого, молодого и даже какое-то время весьма популярного? Жена? Вероника Соснина, с которой он провел всего одну ночь? Или другая девушка, прошедшая рядом и задержавшая его внимание на короткое время, которую Алексей забыл и которую, по большому счету, не знал вовсе?

Дальский слышал, как улетел вертолет, унесший Максима Михайловича. С Потаповым улетели его телохранители, а к дому подвезли других охранников, не ведавших, кто отбыл отсюда в наступающую ночь, и искренне считавших, что охраняют сон настоящего олигарха. А дублер миллиардера не спал, ворочался в кровати и мучился от того, что не понимал, зачем нужен этот ушедший день и тот, что приходит ему на смену, зачем

другие дни, если они не принесут ничего, кроме одиночества. Ах, ну да, еще деньги. Но ведь деньги требуются не для него лично, а чтобы сделать чужую жизнь — нет, не чужую, а жизнь близкого человека — свободной от нищеты и униженности. Сам-то Алексей вполне может довольствоваться тем, что у него есть, — любимой работой, пусть и за копеечное жалованье, жильем, пусть и однокомнатной халупкой. Ему самому нужно совсем немного: друг, с которым за бутылкой пива можно с умным видом говорить глупости, роли, в которых можно распахнуть собственную душу, теплый уголок, где можно отдохнуть, не вздрагивая от шагов за стенкой. Хотя нет, ему еще кое-что нужно — то, чего у него никогда не было. Все во Вселенной создано с какой-то целью, все создано для любви. Но неужели он появился на свет ради того, чтобы пережить всего одну-единственную ночь, переполненную грохотом, кровью и страхом?

Алексей поднялся, накинул на плечи чужой парчовый халат и выглянул в коридор, в конце которого на столе охранника светилась лампа. Парень спал, положив голову на руку, согнутую в локте. Дальский вышел из комнаты, осторожно ступая, направился к нему. Охранник проснулся, когда он был уже рядом, открыл глаза и вскочил растерянный.

— Простите, Максим Михайлович!

— Ты — курящий? — спросил Алексей.

Парень кивнул.

— Угости сигареткой.

Глава 3

Когда показался высокий забор из красного кирпича, Алексей понял, что прибыл в подмосковную резиденцию Потапова. «Бентли» влетел в заранее распахнутые металлические ворота и, не снижая скорости, покатил вдоль длинного ряда теряющих листву кленов, пока не остановился у высокого крыльца с мраморными ступенями и балюстрадой. Черный джип с охраной подскочил к дому на несколько мгновений раньше, и какой-то парень из персонала услужливо открыл дверь лимузина.

— Ну, теперь ты дома, — негромко произнес Герман Владимирович в спину Дальского.

Особняк был трехэтажным, с высоким цоколем. Архитектор, проектировавший его, видимо, взял за образец строения, которые возводили в Северной столице в середине восемнадцатого века европейские зодчие.

Алексей поднялся по ступеням, пересек крыльцо, перед ним услужливо отворили дверь. Миновав небольшой тамбур, он оказался внутри. Протянул руку охраннику, как это всегда делал Потапов, возвращаясь домой, и, продолжая движение, повел глазами вправо, в коридор, в конце которого находились кухня и лестница, ведущая в цокольный этаж со служебными помещениями и комнатами для персонала. Взгляд выхватил тонкий силуэт девушки в форменном платье горничной. Та тащила за собой пылесос — видимо, ее попросили перед самым приездом хозяина почистить ковер в вестибюле. Дальский прошагал к лестнице, что вела на второй этаж, и внутренне усмехнулся от осознания собственной свободы — здесь можно ходить в уличной обуви по дорогим коврам. Дома, когда он заскакивал в ботинках в комнату, Нина всегда кричала: «Куда? Кто за тобой убирать будет?» А в этом роскошном особняке всегда есть кому убирать. И уж тем более никто не заставит его снимать ботинки при входе в жилище.

Дальский поднимался выше по ступеням, стараясь не глазеть на бронзовые ветви и листья, на которых покоились перила под слоновую кость. Посмотрел перед собой и увидел зеркало, в котором отражались и лестница, и кованая балюстрада, и он сам. Точнее, не он, а другой — успешный, удачливый, известный всем, сказочно богатый человек в легком сером пальто. На просторной площадке

между этажами располагался мраморный камин с амурами и психеями. Ниша с топкой была низкой, но достаточно длинной. Огромное зеркало находилось над каминной полкой и было чуть наклонено вперед, чтобы поднимающийся по лестнице мог видеть себя всего, а не обрезанного по пояс. Алексей, не задерживаясь, словно он много-много раз видел свое отражение здесь, продолжил движение. Поднял голову, чтобы посмотреть на площадку второго этажа, и — увидел жену Потапова.

Светлана Валерьевна сверху смотрела на мужа и слегка улыбалась уголками губ, словно видела что-то смешное и еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Дальский подошел, не меняя темпа, не отрывая взгляда от ее лица, потому что знал — Максим Михайлович сделал бы именно так.

Шагнул на последнюю ступеньку и бросил равнодушно:

— Привет.

— Добрый день, — отозвалась Светлана. — Что у тебя на переносице?

— Пластырь.

— Как там в Англии? Или в Швейцарии? Где ты был?

— И в Англии, и в Швейцарии. Еще в Штаты заглянул и в Вольфрам на комбинат. В Швейцарии захотелось на лыжах с горы скатиться, а снег плохой — твердый, как лед, вот носом и долбанулся. Пришлось к хирургу обращаться. Зато нос теперь ровнее будет.

— Мне все равно, какой у тебя нос, — повела плечами Светлана.

— Я знаю, — ответил Алексей и двинулся дальше.

Сделал пару шагов и обернулся, чтобы еще раз посмотреть на чужую жену. Светлана не улыбалась. Да и тогда, когда он первый раз взглянул на нее, вряд ли была весела. Ему показалось, вероятно.

— Денис дома или в университете? — спросил Алексей.

— В своей городской квартире. Я ему сообщила, что ты возвращаешься, и сын решил туда поехать. А две недели, пока ты отсутствовал, прожил здесь.

Дальский кивнул и отвернулся.

Второй этаж — апартаменты Потапова. Слева от лестницы жилые, а с правой стороны рабочие, с кабинетами для секретарей, охраны и залом для заседаний. По словам Германа Владимировича, заседаний Максим Михайлович здесь никогда не устраивал, а в кабинетах постоянно трудились только референт Кондратьев, заведующий рабочим временем олигарха, и секретарь Татьяна Карпова, сидящая на телефоне и связывающая в случае необходимости Потапова с его заместителями, управляющими филиалами концерна в других городах и руководителями брокерских контор.

Алексей свернул направо, подошел к открытой двери. Навстречу ему спешил молодой человек лет тридцати.

— Привет, Володя, — сказал Дальский и подал руку.

Потом махнул рукой секретарше:

— Татьяна, я здесь. Только не соединяй меня сегодня ни с кем.

Он никого не хотел слышать и видеть. Сначала должен был привыкнуть к декорациям. И к реквизиту. А потому решил заглянуть в костюмерную.

Заглянул — и замер там, пораженный.

В огромной гардеробной бесконечным рядом тянулись костюмы. На другой длинной штанге висели на плечиках рубашки всех цветов, сотни галстуков на круглом вращающемся стенде. Вокруг полки с нераспечатанными пакетами, в которых ждали своего часа новые рубашки, джинсы, тонкие свитера, спортивные костюмы и майки. Алексей обошел помещение, оглядел все это богатство, попытался угадать, сколько могут стоить вещи, но только рукой махнул.

После гардеробной и библиотека показалась не такой уж роскошной, и бильярдная самой обыкновенной. Да и бассейн мог бы быть немного больше, а не три на три метра. Правда, Герман говорил, будто в цокольном этаже есть другой, вполне приличный по размерам, но и здесь наверняка можно окунуться с головой. Вероятно, Потапов так и делает — вылетает из жаркой сауны и прыгает в бурлящую от массажных струй воду.

Мебель в спальне была резная, из белого дуба с позолотой, над кроватью висел балдахин из золотистой органзы. Откинув полог, Алексей увидел на постели аккуратно сложенную черную шелковую пижаму и красную розу на подушке.