Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
Как могла она, обычно такая открытая, вдруг так уходить в себя? Я чувствовал, что в ней жило безумие — порожденное не гневом, не капризами, не горечью неисполненного желания безумие безрассудства.
Вовсе не такую Янтаринку я знал до сих пор. Хотя может быть, именно так проявлялась ее любовь ко мне — со всепоглощающей страстью, испытать которую толкала ее жажда острых ощущений. Та страсть, которая должна была неизбежно захватить меня в плен. (И я был пленен, да, был, тогда почему я отвергал ее?)
В тот день она ушла как сомнамбула, а не как женщина, горящая страстью.
Помню, что в ту самую ночь я видел зловещий сон о том, как проехал несколько миль до ангара и сделал что-то на крыле с режущей кромкой при свете фонаря, при фантастическом свете. Во сне детали неуловимы. Подстрекаемое травмой, мое подсознание интуитивно постигло конструкционный дефект в последней модели. От этого я и проснулся.
На следующее утро Изабелла была сама улыбка — тиха и спокойна, как воды после грозы.
Стоя на излюбленной вершине низкого холма, мы с Максом внимательно наблюдали, как Изабелла разминалась и тянулась перед полетом. Опустившись на колени, натянула ремни и пристегнула их к крылу. Все тщательно проверила. На одной из носовых стоек трепетала красная шерстяная ниточка, показывая направление ветра. Взявшись за стойки тяги управления, Изабелла стала под крыло. Посмотрела далеко вперед и ринулась вниз. Янтаринка тут же легла на ветер, тянувший вверх по склону. Идеально.
Я поднимался над высокими елями, будто взбираясь все выше и выше вслед за ними. Смотрите-ка — внизу семья оленей!
Вверху несколько перисто-кучевых облаков распустили тонкие веера, подобно белоснежным кружевным кораллам, слегка подкрашенным моими янтарными очками. Мне было пока еще жарко в теплом нижнем белье, шерстяных носках, перчатках и куртке. Даже слишком. Ничего, скоро промерзну.
Вскоре ели начали редеть, уступая место карликовым соснам. Еще выше — и сосны исчезли. Остались только скалы и снег. Но ведь летишь, собственно, по воздуху. А воздух все холодел, но и холодный воздух должен переваливать через холмы и самые высокие горы по законам физики. Прежде время от времени виднелись шесты, помечающие тропы. Теперь, когда растительность осталась ниже, исчезли и они. Всего четверть часа назад внизу двигались фигурки десятков туристов. Но теперь весь мир опустел или может, заместился иным, альтернативным. Слева возникло лазурное горное озеро. Неужели на нем еще не до конца стаял лед? Но вот и озеро позади.
Пульс глухо стучал в янтарной подвеске, спрятанной у сердца. Я чувствовал, что напрасно ищу голубые цветы среди снега и скал.
И тут в ущелье я вдруг разглядел сквозь свои старинные очки комнату — всю целиком, пылающую золотом среди лысых валунов, обросших снежными бородами и уткнувшихся в снежные воротники. Отняв руку от тяги управления, я быстро снял очки. Конечно, комната спряталась Хамелеон из царства янтаря.
Но сквозь янтарь огня увидел ее опять очень ясно. Приладившись, сквозь потолок я рассмотрел люстры, будто отражения в горном озере. Комната ни на что не опиралась, кругом никаких следов брошенных ящиков — как я и ожидал. Комната в равной мере отражала блеск иного мира и вещественность нашего.
О, я колебался. Я чуть было не кинулся бежать из этих гор в мир «Рейнджровера» и Крыльев, пустых Крыльев, и Макса, стойко справлявшегося с горем. Но сны и мечты переполняли меня, заменяя действительность более тонким видом бытия, и взяли верх.
Я начал опускаться восьмеркой — внутрь ущелья. Сесть намеревался последним решительным броском, неподалеку от комнаты. Либо меня снесло порывом ветра, или магнетизм такой массы янтаря притягивал меня как листок, но вдруг я налетел на потолок и был уверен, что разбил его вдребезги.
Я распростерся на янтарном паркетном полу. Однако плафон с аллегориями над головой был нетронут. Не помню, чтобы я отцеплял ремни, но в окне вдруг увидел свое крыло, уносимое ветром вверх, прочь из ущелья, будто большую птицу выпустили на волю.
Вскочив на ноги, я сорвал с себя перчатки, привязные ремни и куртку. Внутри комнаты было тепло. Да-да, внутри! Я стоял в той самой таинственной комнате, обители царей.
Не в силах сосредоточиться на какой-либо одной детали, я скользил взглядом по стенным мозаикам и сложным сплетениям деревьев, гирлянд и раковин в орнаментах. Как много картин природы. Божества, богини и другие персонажи. Как мерцали многогранные янтарные капли люстр. Как рдели красные янтарные диски в окружении желтых и коричневых узоров. В двух обрамленных позолоченными рамами гигантских зеркалах по обе стороны я видел себя, удаляющегося в бесконечность. Три окна доходили до самою пола, их рамы тоже украшены богатой резьбой.
А ущелье уже исчезло. Густой туман заволакивал окна. Тонкие струйки воды стекали вниз. Облако село прямо на нас, и ничего не было видно снаружи.
Там было три складных двери с изукрашенными рамами. Я поспешил к одной из них, но она не поддалась. Не открылась ни другая, ни третья.
Янтаринка. Где она?
Да вот же, в зеркале — стоит рядом с одним из моих дальних отражений. Изабелла была в тех же джинсах и черной водолазке, как и в день гибели. Ее соломенная коса свешивалась на грудь, наводя на мысль о еще не затянутой петле. Выражение ее лица — странное. Янтаринка сделала шаг вперед.
Она не порождала бесконечной череды двойников в зеркале. Стояла одна, сама по себе. Я оглянулся, но в другом зеркале ее не было вовсе. Янтаринка переместилась ближе Теперь до меня оставалось только четыре отражения Видела ли она меня здесь в мерцающей комнате?
— Почему ты убил меня? — воскликнула она, подходя ближе. — Почему, Питер, почему?
— Мне это приснилось, — признался я. — Но как я мог сделать это? Как я мог?
Я оставался у зеркала. Теперь она была так близко ко мне. Янтаринка покачала головой на мой ответ. Соломенная коса качнулась.
— Посмотри вокруг, — умолял я. — Это Янтарная комната.
Какое великолепие убранства! Какое множество аллегорий!
На мне еще были мои антикварные очки, заколдованные каким-то психоаналитиком при распаде гитлеровской империи смерти. А если бы я снял очки, — Янтаринка исчезла бы, и драгоценная комната тоже? Осталось бы только ущелье и безжизненные отроги гор?
Мог ли я обнять ее здесь, в последнем всепрощающем сумасшедшем порыве? Я раскрыл объятия. Она шагнула ко мне, странно улыбаясь, держа в руке свою косу. Она же собирается обвить ее вокруг моей шеи, чтобы довершить идеальное отмщение внутри этой замкнутой комнаты! Следствие ни за что не догадается, чем меня убили. Тут я закрыл глаза, чтобы не видеть ее карающего взгляда.