Свет далекой звезды
Шрифт:
Она спасла меня, Оля Миронова. Поединок со следователем длился около полугода. Ее вызывали в Большой дом, иногда каждый день, потом оставляли в покое на неделю, другую, потом вызывали снова и снова. Каждый раз, входя в кабинет следователя, она имела все основания считать, что на этот раз не вернется домой. Но без ее «да» следователь не мог эффектно завершить мое дело. Он был, видите ли, «законник». Теперь известно, что некоторые его коллеги прекрасно обходились без подобной юриспруденции… Весь этот кошмар кончился весной тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Вновь назначенная комиссия пришла к заключению,
Соколов умолк.
Они сидели на скамейке в маленьком, пустынном садике за институтским зданием. Шум улицы едва доносился сюда.
Некоторое время оба молчали. Наконец Завьялов спросил:
—- Ну, а потом? Вы встречали Олю потом?
Соколов печально покачал головой.
— В том-то и дело, что нет! Выйдя на свободу, я тотчас же пошел в институт и узнал, что недавно произошло разукрупнение, что на базе нашего института создано два, и второй, целиком предназначенный для решения проблемы ракетного топлива, переведен из Ленинграда. Что ж, это вполне естественно: задачи, стоящие перед страной в этой области, просто необозримы. Оля уехала с тем, новым институтом. А теперь вот что. Вы не задали мне один естественный вопрос, — неожиданно сказал Соколов.
— Какой? — насторожился Завьялов.
— Вас не удивило, почему я все это вам рассказал? Ведь я вас совсем не знаю. Чем вы объясните это? Старческой болтливостью? Подождите, не прерывайте меня. Да, мне хочется говорить обо всем этом. Еще и еще раз. Я хочу говорить! И сознание, что сейчас можно прямо и безоговорочно называть черное черным, а белое белым, радует меня, придает силы, молодость, если хотите! Вам это понятно? И еще другое… Дело в том, что я так и не увидел Олю, когда вернулся. Я не знаю, где она сейчас. Но вы… вы найдете ее! Я это знаю. Уверен в этом. Достаточно было увидеть вас тогда, в той комнате, чтобы понять, что вы найдете ее. Так вот, скажите ей, что человек, для которого она… — Соколов внезапно замолчал. Глаза его сузились, точно от яркого света, отчетливо выступили красные прожилки на щеках. Он отвернулся.
— Хорошо, — сказал Завьялов, осторожно прикасаясь к руке Соколова, — я все понял. Я передам ей ваш привет. Скажу, что вы помните о ней. Я ничего не забуду.
Они оба поднялись со скамьи.
— Куда же мне теперь идти? — как бы про себя произнес Завьялов. — К кому? Как найти тот институт?.. Послушайте, — вдруг вспомнил он, — вы упомянули о каком-то генерале, который рекомендовал вам Олю? Где он? Вы знаете его?
— Да, да, конечно, — спохватился Соколов, — его фамилия Осокин, генерал Осокин. Только… я его уже давно не видел. Раньше мы встречались, так сказать, по служебной линии. Он имел отношение к авиации и — косвенное — к нашему институту. Его зовут Иван Федорович…
— Вы знаете его телефон, место службы? — нетерпеливо спросил Завьялов.
— К сожалению, нет. Кажется, он уже вышел в отставку…
— Я попытаюсь разыскать этого генерала, —
— Желаю вам счастья, — сказал Соколов. — И… я прошу вас…
— Да, да, я ничего не забуду. Спасибо вам.
— За что же, собственно?
— За Олю. За то, что вы рассказали о ней. Я ничего не забуду.
16. Осокин
— Моя фамилия Завьялов. Я звонил вам по телефону… Вы разрешили прийти.
Высокий, грузный, седой человек стоит на пороге. Он в гражданских брюках на подтяжках, в домашних туфлях и белой рубашке с расстегнутым воротом.
— Генерал Осокин?
— Я Осокин, Иван Федорович.
Завьялову хочется тут же, не тратя времени, сказать: «Я насчет Мироновой. Ольги Мироновой… Вы знаете, где она сейчас?..» Но он молча пожимает протянутую ему Осокиным руку и сам не замечает, как становится в положение «смирно».
— Проходите, — говорит Осокин. — Осторожно. Тут у нас беспорядок.
Действительно, беспорядок. В коридоре вдоль стен стоят стопки перевязанных веревками книг. Раскрытый ящик доверху набит стружками. На стенах несколько темных квадратов и прямоугольников — следы недавно снятых картин.
Он идет за генералом мимо закрытых дверей. Из-за одной доносится стук молотка. «Зачем тратить время, зачем? — мысленно обращается к Осокину Завьялов. — Мы можем поговорить здесь в коридоре, всего несколько слов: «Я разыскиваю Ольгу Миронову. Вы знаете, где она?..»
Следом за Осокиным Завьялов входит в большую комнату. Наверно, это генеральский кабинет. Письменный стол, на нем модель реактивного самолета. Горит настольная лампа под зеленым абажуром. Книжные полки почти пустые. Осталось всего несколько книг на самой верхней полке. На остальных полках — темные следы. У письменного стола — уложенные стопкой, перевязанные бечевками папки. На потолке голый крюк и обрывки проводов, — видимо, там висела люстра. Стук молотка едва доносится в эту комнату.
— Видите, какой у нас беспорядок, извините, — неторопливо говорит Осокин. У него низкий, чуть хриплый голос. Любое слово, произнесенное таким голосом, приобретает особую значительность.
— Садитесь. — Он убирает с кожаного кресла перевязанную стопку книг и кладет ее на пол.
Завьялов опускается в кресло. Оно очень глубокое. Осокин усаживается за письменный стол.
— Слушаю вас, — говорит Осокин.
Наконец-то!..
— Товарищ генерал… — начинает Завьялов.
— Я сейчас не командую, — прерывает Осокин мягко, но, как кажется Завьялову, недовольно: — Меня зовут Иван Федорович. Итак, я слушаю вас.
— Иван Федорович, вы знали Миронову, Ольгу Миронову?
Завьялову кажется, будто тень падает на лицо Осокина. Он чуть откидывает голову назад и настораживается. Впрочем, может быть, это Завьялову только кажется.
— Знал, — спокойно отвечает через мгновение Осокин. Больше он не произносит ни слова, только пристально вглядывается в Завьялова.
— Дело в том, — торопливо продолжает Завьялов, — что я ее разыскиваю. Мне удалось узнать адрес учреждения, в котором она работала шесть лет назад. Однако сейчас на той улице новые дома, а институт, в котором она работала, переведен неизвестно куда.