Свет и тени в среде обитания
Шрифт:
Девушка пожала плечами: дескать, предупредила, а дальше решайте сами.
– Он не будет разбираться. Даст в зубы, и все. А то и с крыши сбросит.
– Мы еще поглядим, кто тут кого начнет учить летать, - проворчал Вадим, недовольный ходом событий.
Но позывных больше не последовало. Глеб то ли ушел, то ли затаился где-то. Они скованно смотрели друг на друга, не решаясь раскрыть рта и сделать лишнего движения. Продолжалось это довольно долго.
– Шахматная ситуация, - произнес наконец он.
– А у вас на щеке что-то прилипло... Кожура. Нет, не здесь, давайте я сниму.
– Теперь хорошо?
– спросила она.
– Замечательно, но вам пора возвращаться.
– Боитесь за свое нежное здоровье?
– Боюсь, - честно признался он.
– Не люблю лишних неприятностей. А вот вы, заметил, их нарочно ищете. И вообще, ваш будущий супруг сильно рискует, связываясь с такой особой. Впрочем, у него еще есть несколько дней, чтобы одуматься.
– А вам надо побриться, - последовал странный ответ.
Вновь послышались шаги и голоса, на сей раз они приближались к ним. Мужчина потрогал свою щетину и сказал:
– Теперь уже не успею. Побреют в морге.
Из-за башенки вынырнули два человека и чуть не прошли мимо, настолько были увлечены разговором между собой.
– Да вот же она!
– выкрикнул высокий, повернувшись к притаившейся парочке.
– Ну, матушка, ты даешь! Как это прикажете понимать? Мы там все с ног сбились и с ума посходили, а она...
– Погоди!
– остановил его второй, коренастый, шагнув вперед.
– А ты кто?
Вадим пожал плечами, как-то съежившись. Посмотрел снизу:
– Никто.
Наташа спохватилась, вскочила на ноги и встала между ними и коренастым, у которого оказался очень неприятный взгляд.
– Обожди, Глеб! Он действительно - никто, - сказала она.
– Мы тут сидели и болтали. И все. Ели рыбу, а сначала прилетал вертолет. И хватит об этом.
– Он что, твой знакомый?
– спросил высокий, также подойдя к раскачивающемуся на трехногом стуле Вадиму.
– Какую рыбу? Что ты несешь? Наташа, ты понимаешь, с кем связалась?
– Погоди!
– снова сказал Глеб.
– Отвечай. Ты откуда? И что здесь делаешь? Как звать? Почему ночью?
– все выдавало в нем милиционера в штатском.
– Пойдем!
– Наташа схватила его за руки и попыталась потащить прочь, но тот все же изловчился носком ботинка выбить из-под Вадима стул.
Девушка с силой оттолкнула Глеба подальше, наклонилась к мужчине, помогая ему подняться, но тот лишь махнул рукой, продолжая лежать на боку.
– Домой!
– строго выкрикнула она, словно дрессировщик собаке, развернувшись к тем двоим.
– Назад!
И они послушались, позволив взять себя под руки и вести. Только Глеб, взглянув на Вадима, отрывисто пролаял:
– Вали отсюда, и чтобы я больше тебя здесь не видел!
А мужчина перевернулся на другой бок, вытащил из кармана мятую сигарету, чиркнул спичку и с удовольствием закурил. Он лежал и смотрел на усмехающуюся луну, которая тоже была окружена каким-то серым дымом и скользила по ледяному панцирю вместе с миллиардами ярких звезд. Девушка успела шепнуть ему два слова, и они сейчас уплывали и таяли где-то над ним, в этом бесконечном пространстве и вечности, куда уходит все. И все возвращается.
– Я тоже вернусь, - повторил он ее слова, не понимая, что заставляет его верить в это.
3
Прошло, наверное, полтора часа, и наступило самое тяжелое, предрассветное время, последние минуты, когда древний охотник замирал в ожидании и тревоге, прислушиваясь к лесным звукам враждебного мира, а надежда и страх охватывали его все сильнее, пока первые проблески багровых лучей, победно ступающих по листве, не исторгали из гортанного горла ликующего крика. Луна уносила за собой шлейф ночи, покорно уступая иному шествию и другой жизни, иным чувствам и другим поискам. Но четыре вопроса оставались перед человеком неизменно, в любое время суток: "Что в жизни святого?", "Для чего мы живем?", "Зачем нам дан разум?" и "Почему мы должны умереть?". Иногда не верилось, что можно найти хотя бы один ответ, настолько различны обстоятельства, уготованные судьбой; а порою задача с четырьмя неизвестными решалась необычайно легко и просто, словно кто-то подсказывал или нашептывал на ухо, льстиво уверяя в правоте; но чаще всего, лишь погрузившись в негаданное несчастье или переборов искушение, можно было начать постигать истинный смысл своего существования на земле.
Задумавшийся или задремавший было мужчина очнулся, но все равно не смог уловить тот миг, когда стало светать. Зато услышал странный звук, будто на церковную паперть упала медная денежка. Прошла минута - и бросили еще одну. Это была действительно монета, она запрыгала по крыше, покатилась и остановилась у ног Вадима. Подобрав рубль и положив его в карман, он тихо свистнул, то ли удивляясь, то ли ожидая отклика. И в ответ также прозвучал негромкий свист, словно на птичьем языке разговаривали два индейца. Подойдя к карнизу - к знакомому уже месту, - Вадим посмотрел вниз. Девушка переоделась в другое, домашнее платье и расчесывала волосы гребнем. Она приготовилась бросить еще одну монету, но, почувствовав его взгляд, запрокинула голову и улыбнулась.
– Ну что же вы?
– непонятно спросила она.
– А что я?
– так же ответил он. И продолжил: - Ужасно знакомая ситуация. Тогда тоже начинался рассвет. Только он стоял в зарослях сирени и смотрел на балкон снизу. А она его не видела. И он что-то такое бормотал от умопомрачения, вроде: "О, если бы я был ее перчаткой, чтобы коснуться мне ее щеки!.." Или: "В ее глазах страшнее мне опасность, чем в двадцати мечах..."
Наташа неожиданно подхватила, словно включившись в игру:
– Мой слух еще и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос... Но, встретив здесь, они тебя убьют.
– Браво, - сказал Вадим.
– Жаль только, что все так плохо закончилось. И в других пьесах тоже.
– Я играла Джульетту в студенческом театре, - произнесла она. И, помолчав, добавила: - Был успех. Вы не верите?
– Нет, - ответил он.
– Извините, но актриса вы никудышная. Там надо притворяться, а у вас, по-моему, это не совсем получается.
– Но меня забросали цветами.