Свет и тени в среде обитания
Шрифт:
– Выросшими на кактусах?
– Сами вы кактус! Ладно уж, спускайтесь...
– девушка немного посторонилась, как будто он должен был немедленно прыгнуть или сбросить веревочную лестницу.
– Через дверь, - пояснила она.
– Все уже разъехались по домам.
– А с какой стати?
– спросил Вадим, поскребывая щетину.
– Ну-у... хоть побреетесь. Терпеть не могу разговаривать с мужчинами, похожими на дикобразов, да еще сидящих на ветке, - сказала она, уходя в комнату.
Не сразу, но погуляв по крыше, послушав первых выскочивших с хозяевами собак, поглядев на окрестности: все ли
– он спустился по узкой лестнице на двенадцатый этаж и остановился возле той двери, которая была чуть приоткрыта.
– Это мы, сантехники!
– на всякий случай сказал мужчина и вошел внутрь.
В коридоре горел свет, в обеих комнатах никого не было, где-то журчала вода. На кухне - в раковине, на столе, у открытого окна - всюду лежала посуда с остатками пищи, рюмки, пепельницы. И сталагмитовые залежи пустых бутылок. А на газовой плите бушевал чайник.
– Я сейчас!
– крикнул кто-то из ванной.
– займитесь чем-нибудь. Можете пока помыть посуду.
Вадим вынес на балкон стул, сел и начал смотреть вдаль, поверх лесного массива, откуда и поднималось солнце. Странно, что он очутился здесь, хотя еще вчера думал уехать. Но рассуждать на эту тему не хотелось, да и не имело смысла. То, что порою происходит в жизни, - увлекательнее любого романа, просто надо уметь читать свою судьбу еще и между строк. А иногда, для особо бестолковых, к ней пишутся и комментарии. Минут через пятнадцать рядом появилась хозяйка, свежая, умытая, без макияжа, который не так-то был и нужен ее молодому лицу.
– Спасибо, что хоть чайник выключили, - сказала Наташа.
– Будете кофе?
– Буду, - ответил он.
– Теперь ваша очередь угощать.
При утреннем свете оба они выглядели совершенно по-другому, не так, как ночью. Он казался еще старше и измочаленнее, словно только и делал, что брел куда-то без остановки все последние месяцы; а она стала походить на выпускницу школы, наконец-то расставшуюся со своими любимыми учителями и наставниками, а что извлечь из неожиданной свободы - пока не знающую.
– Жалеете, что пригласили?
– спросил мужчина, поймав ее рассеянный взгляд.
– Чувство вины, тревоги, немного раскаяния. А вдруг пропадут банные полотенца?
– Знаете что?.. помогите мне здесь все убрать, - неожиданно ответила она, кажется, желая сказать что-то другое.
– Надо навести порядок.
Кофе пили из маленьких чашечек в комнате, под розовым абажуром, а стена напротив была обклеена полусодранными фотографиями, и многие из них уже давно выцвели.
– Если хотите, я вам заплачу за работу, - продолжила девушка.
– Аванс у меня уже есть, - отозвался Вадим, вынимая заветный рубль, брошенный на крышу.
– Вам нужно помыть полы и посуду?
– С этим я могу справиться и сама. Здесь надо все передвинуть. Мне тут ничего не нравится. Эта мебель... которая, того и гляди, развалится, глупый абажур... Как они тут жили?!
– Кто?
– Ну, прежние. Какие-то старики.
– А по-моему, вполне уютно.
– Мужчина пересел в кресло-качалку, поближе к фотографиям.
– Это они?
– Наверное. Я еще не успела все отодрать. Хочу сделать ремонт. Не сейчас, после свадьбы. Поменять всю обстановку. Чтобы ничего чужого не было. Даже если мы не будем
– Вклеено на совесть.
– Вадим поскреб ногтем один из снимков. Он вроде бы не слушал ее, но тем не менее спросил: - А почему вы не собираетесь здесь жить? Проведите дезинфекцию, и все будет в порядке. Привыкнете.
– Нет, дело не в этом, - ответила девушка, немного помолчав. Но все-таки решила сказать.
– У него другая квартира. Чуть меньше, чем весь этаж. А это так... Его свадебный подарок. Мой уголок, который я уберу цветами. И все будет по-новому. Я стану сюда приезжать, когда мне захочется остаться совсем одной, прикасаться к выбранным мною вещам, смотреть в зеркало, в котором без меня никто не отражался...
– И ходить по ковру, по которому не ступала нога человека, - продолжил Вадим.
– А пауки станут выбегать вам навстречу и радостно приветствовать, пытаясь залезть на плечи.
– Паук в доме - к счастью. И однажды мне вообще не захочется никуда больше отсюда уезжать, - добавила Наташа.
– Вот почему я хочу превратить эту квартиру в мое маленькое бомбоубежище. Мои мотивы понятны?
– Вполне. Что начнем выбрасывать в первую очередь?
Мужчина ходил по комнате, трогая то один, то другой предмет, словно это были музейные экспонаты, перемещаемые в хранилище: допотопную радиолу, засохшую пальму в кадке, пыльную картину в скособоченной раме, потрескавшийся шифоньер, массивный круглый раздвижной стол, задвинутое в угол трюмо, устаревший и, должно быть, совсем выживший из ума телевизор...
– Прежде всего надо освободить место, - решительно сказала девушка. Диван, шкаф, полки - все это пойдет на свалку. В десять часов из магазина привезут новую стенку. Ее нужно будет собрать и установить вот здесь, вдоль этих фотографий. Конечно, раньше бы следовало заменить обои, но заказ уже не отменишь. А в той комнате мы с вами расположим...
– Не понимаю, почему прежние хозяева все оставили?
– спросил он, перебив ее.
– Зачем же брать туда, - она посмотрела вверх, - что мешало здесь? Мне говорили, что они умерли.
– А вам не жалко - прощаться с верными слугами, пусть и чужими? Вещи умеют обижаться.
– Пусть обижаются на помойке, - ответила Наташа. Она даже слегка поддела ногой рассохшуюся кадку, но та оказалась не совсем похожей на футбольный мяч.
– Ой!
– сказала она, потирая ступню.
– Видите? Всякое бездумное деяние наказуемо, - заметил Вадим, поглаживая кадку, будто успокаивая.
– А ведь в ней, должно быть, одной земли килограмм сто. Бедненькая! Обижают малютку.
– Может, господин адвокат желает сначала позавтракать?
– Нет. Люблю работать на голодный желудок. Приступим?
Она кивнула, а он энергично прошелся по комнате, присматриваясь и словно ожидая команды, чтобы схватить первое попавшееся в охапку и поволочь вниз. Но что-то мешало немедленно приступить к делу. Наверное, уцелевшие фотографии... Множество глаз - рассеянных, насмешливых, грустных, пристальных, безразличных, оценивающих, детских и взрослых, мужских и женских. Вадим и Наташа почти одновременно вздохнули, отвернувшись от них.
– Разбирайте диван и выносите, - твердо сказала она, а сама вышла на кухню, где в раковину полилась вода и забренчала посуда.