Свет и тени Востока. Очерки и истории из жизни

Номади Мира

Однажды он позвонил и серьезным голосом попросил о встрече. Была глубокая ночь, но я не спала. А он был, разумеется, на работе. Договорившись встретиться возле бассейна, я поспешно натянула кроссовки и вышла из номера. Он пришел следом.

– О чем ты хотел поговорить?

Я знала, что он собирается мне сказать. Не знаю почему, просто знала и все. Анвар помедлил, подбирая слова, взвешивая каждый шаг. В этом весь он.

– Милая, мы любим друг друга. Несмотря на то, что, возможно, это покажется поспешным, я хочу сделать тебе предложение. Я думаю, мы готовы к следующему шагу. Давай поженимся.

И все. Никакого тебе кольца, опускания на колено, цветов, целования рук и других прочих нежностей, которыми обычно сопровождаются такие особенные моменты. Это было, пожалуй, самое неромантичное предложение всех времен. Но слова и красивые жесты для меня и тогда и теперь мало что значат. В тот момент было важно лишь одно – он тот, кому я могу доверять. Он не предаст, несмотря на то, что арабских кровей. С их предательством я в свое время столкнулась на практике. Я согласилась. И свидетелем этого поворотного события была только густая кофейная египетская ночь.

Это были самые беззаботные дни. Самое начало отношений, сладкая розовая вата, прыжки на облаках. Мы гуляли по набережной в обнимку, строили планы, представляли реакции наших родных и влюбленно болтали. Шарм существовал только для нас двоих. Меня нисколько не огорчал тот факт, что по некоторым причинам пришлось оставить работу. Анвар был моим настоящим, он был будущим, которое маячило впереди гигантским радужным облаком и звало окунуться в него. В мой отъезд в Россию я до боли по нему скучала. Он писал мне коротенькие трогательные письма, неизменно полные нежности и заботы, которые я перечитывала раз по пятьдесят, звонил. Разлука наша продлилась полтора месяца. В феврале я уже сидела в самолете, держа билет в один конец в город, который стал мне родным и в котором находились друзья, самые теплые воспоминания и, конечно, он. Счастье протягивало мне свою гладкую безмятежную нить, и я ухватилась за нее, крепко держа обеими руками.

Новоиспеченная жена

Будущий супруг не мог нарадоваться моему приезду. Он снял маленькую квартирку в частном районе, и мы стали жить припеваючи. Это был мой первый опыт совместного проживания с мужчиной, и то, что мужчина этот принадлежал к мусульманскому миру и был другой национальности, добавляло дров в огонь. Поженились мы сразу; как я уже говорила, намерения у Анвара были серьезные, однако это был не официальный брак, мы еще не познакомились с его семьей, пока у нас был просто документ, называемый орфи (временный брак), грубо говоря, разрешающий проживание под одной крышей. Это было счастливое время. Мы вдвоем и наше любовное гнездышко. Какая наивность! Помню, как встала пораньше, приготовила ему русские блюда – впечатления русская кухня на любимого не произвела. Поэтому с дальнейшей готовкой он мне помогал. Анвар взял небольшой отпуск, и мы целиком и полностью были поглощены друг другом. Мы много разговаривали, наконец время было в нашем распоряжении. Я узнавала об исламе то, о чем не имела представления, мы спорили, рассказывали друг другу истории из детства. Бывало, ссорились. В первую ссору он, долго не думая, подошел, сам обнял и сказал, что терпеть не может драмы. Я, в свою очередь, считала – ссоры в некоторых случаях могут послужить двигателем прогресса в отношениях и искренне не понимала, как можно всю жизнь прожить в патоке. Ну в самом деле, какая семейная жизнь без ссор? Удел равнодушных людей. Забегая вперед, скажу, что прошло восемь лет, но мое мнение не изменилось. А у мужа по-прежнему полная непереносимость драмы. Сколько бы раз я не пыталась ему втолковать, что даже в южных странах бывают дожди, все было бесполезно. Он исключительный упрямец и к тому же египтянин: априори шансов на победу мало.

На самом деле, ссорились мы часто. Виной тому был мой независимый свободолюбивый характер и, возможно, излишняя эмоциональность, за что я впоследствии получила банальное прозвище «королева драмы». Я понимала, что моего «Я» больше не существует, но, видимо, в глубине души не могла с этим примириться, хотя роль новоиспеченной жены мне нравилась. Теперь я понимаю, что хотела усидеть на двух стульях, что было невозможно. Эта истина открылась мне постепенно, с годами. Тогда же я воспринимала брак как что-то абстрактное и продолжала вести себя свободно, хотя некоторые приличия все же соблюдала. Стала одеваться скромнее, выкинула короткие юбки и на работе стала меньше общаться с друзьями мужского пола. Если раньше я позволяла себе флиртовать с моими египетскими коллегами, то теперь стала неприступной, как скала. Они, разумеется, когда узнали, что я вышла замуж (меня снова пригласили в «Гранд Оазис»), установили дистанцию, общались вежливо и исключительно с уважением.

Мы много говорили. Обо всем. И об исламе тоже. Я вас удивлю, но инициатива исходила с моей стороны. Прочитав попавшуюся мне на работе книжку с названием «Введение в ислам», я забрасывала новоявленного мужа вопросами. У Анвара обнаружилась редкая способность разъяснять и обосновывать свою точку зрения. Он рассказывал мне о Пророках, приводил примеры из Корана. И всегда растолковывал что к чему:

– Почему в исламе положено иметь до четырех жен?

– Таким образом ислам защищает женщину. Что если она останется вдовой? Элементарно – финансовая поддержка. По исламу ко всем женам предусмотрено одинаковое отношение.

– А как понимать «побивайте»? Там так и написано!

– В самых редких случаях и только если жена ведет себя самым неподобающим образом. В реальности ты этого не увидишь.

– Кроме того, – добавил он, – я против любого физического насилия. Считаю, если поднял на кого-то руку, то это шаг к невозвратности.

Анвар был абсолютно уверен, что женщина в исламе – это сокровище. «Поэтому Бог призывает ее покрывать голову и не носить вызывающие одежды на улице. Поэтому мужчины не пожимают ей рук. Ты думаешь, это неуважение и дискриминация, но все совсем не так. Разве кто-нибудь дотрагивается до руки Королевы Великобритании?» – говорил он. И это не казалось таким уж неразумным. Тогда.

Вскоре наступил волнующий день – знакомство с родителями. Моя первая поездка в Александрию уже не на пару дней, а на целый месяц, – это было серьезно. Если с Каиром я была более-менее знакома, то этот город оставался загадкой до сих пор.

И вот я, сидя в самолете, нервно кусаю губы, вспоминая фразу, сказанную Анваром накануне: «C мамой ты найдешь общий язык, но главное – постараться произвести впечатление на старика, то бишь, отца». Я отвлекала себя чем могла. Сильного волнения не было, скорее, больше интерес. Жизнь в Шарме сделала меня на редкость беззаботной. Мне все виделось в радужном свете, и плохо представлялась важность семьи в жизни египетского мужчины. Через час внизу показались зеленые поля, а еще чуть позже можно было различить высокие здания. Приземлившись и пройдя формальности в аэропорту, мы вышли навстречу прохладному воздуху: в Александрии лето прелестное, чего не скажешь о зиме. Нас встречал отец Анвара. Это был среднего роста седой мужчина с усами. Звали его Адель. «Ой, ты совсем маленькая, – сказал он мне, улыбаясь, – и такая худенькая». Мне он понравился. Что же было дальше? Александрия проносилась однообразными желтыми высотками; надо сказать, в ночное и вечернее время город производил лучшее впечатление: темнота скрывала всю серость и в некоторых случаях убогость многочисленных многоэтажек. Но настоящий шок у меня случился потом, когда мы, подъезжая к дому, въехали в переулок. Я была просто поражена, увидев перед собой грязные тесные улочки, по обе стороны которых ютились длинной вереницей одни машины, а по единственному узкому пространству между ними ехали еще одни. Получается, улица была забита, что называется, под завязку. Дети играли прямо на улице, ибо больше места найти было невозможно. Как мне их стало жаль! Общую картину дополнял коровий навоз, мирно лежавший себе на и без того грязном, испещренном выбоинами асфальте.

– Анвар, что это? – вырвалось у меня.

Мой спутник удивленно вскинул брови.

– А в чем дело?

– Эти улицы… Машины… Дети играют прямо под колесами, не пройти, не проехать…

Анвар только удивленно пожал плечами. Он здесь вырос и никакой убогости не замечал. Ему казалось, так и должно быть.

Стеклянная дверь в подъезд была открыта. В Александрии все двери в подъездах стеклянные, и в довесок к ним прилагается решетчатая дверь с засовом, которой они пользуются лишь ночью. Первый этаж похож больше на фойе: иногда у стены стоят диванчики или же кресла, иногда просто лестница безо всякой мебели, – зависит от дома. На первом же этаже квартира баваба (консьержа). Он есть в любом доме.

Мама Анвара стояла на пороге. Это была высокая полноватая женщина, одетая в домашнюю плюшевую темно-коричневую абайю со стразами (женская мусульманская одежда свободного кроя), и с платком на голове. Она сразу кинулась меня обнимать и целовать в такой манере, будто мы знакомы уже давно. Далее этому чересчур гостеприимному, на мой взгляд, жесту последовала и сестра мужа. Она была с распущенными волосами (дома незачем покрывать голову) и тоже облачена в абайю розового цвета. Не сказать, что красавица, но приятная. А потом я увидела толстенького мальчишку с забавными щечками. Ее сына. Позже я узнала, что золовка в разводе и сына воспитывает одна уже много лет. Анвар рассказывал мне о своей семье; однажды я даже имела честь разговаривать с ними по телефону, но одно дело говорить пять минут, а другое – стоять рядом лицом к лицу.