Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
Две пары внимательных глаз долго и внимательно обшаривалили темное, мрачное пространство артиллерийского склада.
Потом друзья огляделись в последний раз, ища посторонних и не найдя таковых, направились к одинокой фигуре второго лейтенанта, который приготовил место у светильника.
Лох постелил на пол чистую картонку, положил на нее пластиковый стакан и завернутый в металлизированную пленку заветрившийся, измусоленный сухарь.
Все это, по факту содержания водорода в молекулярной структуре, относилось к детонирующему материалу, и не должно было находиться на территории склада. За одно это полагался трибунал. А уж за смесь воды и спирта можно было огрести по полной программе.
Лейтенант Разлогов сильно рисковал, впустив посторонних на склад. Но расслабляющее действие «пакадуровки» окончательно преодолело служебное рвение Вована.
Очень скоро, Лох потерял всякую осторожность, окосев от пойла. Он тупо глядел на импровизированный столик, что-то бубня про друзей, которые не дадут пропасть в трудную минуту.
Федор, который лишь делал вид, что пьет, выбрал удобный момент, поднялся и пошел в темноту, сказав событульникам, что хочет отлить.
— Крок, ты только на ракеты не ссы… Лучше куда-нибудь в уголок, — напутствовал его Разлогов.
— Ну что я, без ума, — ответил первый лейтенант. — Нахрена я западло вам делать буду.
Федор знал, что Стрелкин способен загрузить Лоха болтовней так, что тот не отобразит сколько отсутствовал Конечников. Когда командир операторов-наводчиков «принимал на грудь» ему это не было в тягость, даже нравилось.
Ночное зрение Федора позволяло обходиться без фонаря. Крок перемахнул через бруствер эмиттера и оказался в зоне складирования противокорабельных ракет.
Первый лейтенант нашел нужную ячейку хранения. Для верности посмотрел номер в бумагах. Потом достал баллончик с краской, на мгновение замер и принялся выводить буквы на угольно-черном борту…
Закончив, Конечников вернулся. Васька повернулся к Федору и неожиданно трезво подмигнул ему. Первый лейтенант кивнул головой.
На лице Стрельникова появилась умиротворенная улыбка. Теперь он мог трепаться в свое удовольствие до конца времен, а точнее пока хватит «горючки» в штофе. Конечников, зная, что Стрелкина теперь не вытащить даже орбитальным буксиром, смирился с этим и ушел в себя.
Но вскоре бутыль опустела, и офицеры-нарушители, покинув впавшего в меланхолию Лоха, убрались восвояси.
Известие о предстоящей операции до сих пор не дошло до низов. На малом крейсере размеренно протекала обычная жизнь.
Корабль готовился ко сну. Матросы опускали жесткие, неудобные койки, раскладывали на них промятые матрасы, тонкие, колючие одеяла и серое, неприятно пахнущее белье.
Боевые отсеки корабля становились большой, тесной спальней для личного состава.
Старослужащие, надеясь спастись от надвигающейся ночи, оккупировали курилку и туалет. Там по кругу гуляли «косяки», раздались взрывы хохота. По всему кораблю завоняло палеными тряпками.
Новички, еще сохранившие остатки деревенской наивности, с чувством читали молитвы, призывая Богородицу сохранить их от злых человек и погибели в лихом бою.
Стрелкин, отстал от Федора, давая своему товарищу поиграть в командира. Конечников вызвал дежурного, первого лейтенанта Ильина. Потом прошел с ним по отсекам.
Федор проверил каждый угол корабля, внимательно глядя на подчиненных. Все эти люди скоро будут мертвы. Все эти люди будут надеяться на него, первого лейтенанта Федора Конечникова, которому не повезло оказаться сейчас исполняющим обязанности командира. Перед смертью, горя и задыхаясь на боевых постах, они будут ругать и проклинать его. И не им не обьяснишь, что в такой ситуации от него, первого лейтенанта ничего не зависело.
Дневальный прокричал команду «Отбой». В помещениях выключился верхний свет, загорелись несколько синих светильников, обозначающих проход. Стали слышны далекие голоса в курилке.
Первый лейтенант распорядился прекратить хождения и смех. Ильин, взяв на подмогу дневальных свободной смены, отправился на усмирение нарушителей. Короткое, на повышенных тонах разбирательство, закончилось парой оплеух, отчетливо слышимых в тишине. Тихо бормоча ругательства, мигом протрезвевшие матросы, легли на свои тесные, неудобные ложа, наедине с собой, своими мыслями и темнотой.
Во мраке, который создавал иллюзию одиночества, эти люди, закрученные в бараний рог скорыми на расправу командирами, стиснутые чудовищной теснотой, занятые внутренними разборками у кого больше прав, ненадолго снова стали собой, вспомнили, что они чьи-то мужья и любимые, сыновья и внуки.
Федору показалось, что он физически ощущает, как перед закрытыми глазами засыпающих людей встают картинки мест, где они были свободны и счастливы и которые, может быть, не увидят никогда.
Тяжелое, грустное время наступило после отбоя… Словно распрямились стиснутые за день оболочки, делая воздух отсеков крейсера вязким, липким как кисель. Общий минорный настрой разлитый в душной атмосфере заставил первого лейтенанта переживать давно прошедшие дни, старую боль и радость. Этот момент, наполненный грустными, напряженными, горькими мыслями в темноте Конечников и раньше не любил до дрожи. А сегодня это было просто мучительно.
Особенно обидно было для Федора осознавать, что именно детское желание летать на космическом корабле и увидеть обратную сторону звезд, обернулось бесцельным, стертым существованием, предельно сжатым, неудобным бытом, долгими, монотонными вахтами и скорой смертью в оправдание тупости отцов-командиров.
В темноте и покое память стала возвращать лица близких: дед, Алена, брат, тех, — кто любил и рассчитывал на него, и кого он, Федор, оставил, пойдя за кораблем в небе.
В такие моменты, Крок испытывал огромную потребность непременно куда-нибудь выйти, хоть на вонючую палубу ангара, хоть в холодную пустоту за дверью шлюза.
И сейчас Федор решил убраться из отсеков, где можно перемещаться лишь боком, касаясь выставленных рук и ног, вдыхая вонь вспотевших тел, слушая всхрапывания, присвистывания и сонное бормотание.
Обычно он забивался в свою каюту с ее относительным комфортом отделенного от общей спальни помещения, кондиционированным воздухом, а главное с целыми шестью квадратными метрами на четверых. Но сегодня Конечникову выпала редкая возможность побыть одному. Федор не пошел слушать храп соседа по каюте, командира первой батареи лейтенанта Миронова.