Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
Я глядел на огненный ад за окнами, отказываясь поверить в то, что это происходит на самом деле.
Сияющий фронт ударной волны быстро ушел за горизонт, превращая зеленое море джунглей в пылающий ад перемешанных, горящих обломков.
Стало темно от дыма. Приборы показывали, что во внешней среде скорость ветра достигла запредельных значений, а температура, несмотря на ураганный обдув, поднялась до 95 градусов.
Легкий запах озона и гари, говорящий о локальном нарушении герметичности в уплотнителях бронеблистеров, наполнил помещение, жара стала проникать внутрь. Но это были мелочи. Блокпост выдержал первый, самый сильный удар.
В тот момент я почему-то не подумал, об ужасной судьбе жителей городов и поселков. Мне в голову пришло то, что открыто стоящая на голом плато станция в Столбовых Горах, не имея надежной защиты в виде конуса потухшего вулкана, который прикрыл верхний пост от удара раскаленного воздушного потока и летящих каменных глыб, вряд-ли останется целой.
Да и остальные, построенные уже в современную эпоху, не имеющие глубокозалегающих ЗКП, как опорная база "Хованка", не смогут противостоять стихии.
Много позже, я часто со стыдом размышлял о своей черствости, коря себя за отсутствие сострадания сотням тысяч знакомых и незнакомых соотечественников, в момент их ужасной гибели, пока не понял, что никакая сила не смогла бы защитить их.
Всех, за исключением таких же как и мы, скрытых бронированными стенами станций наблюдения.
Начальник смены вызвал по переговорнику Викторию, и та подтвердила, что несмотря на интенсивную встряску от сейсмической волны и многочисленные трещины, подземная часть станции практически не пострадала……"
Мужчина на экране вздохнул и продолжил:
"— Я бы не стал вновь вспоминать вновь об этом страшном дне, который перевернул всю нашу жизнь, но совсем недавно я услышал, как Матвей, мой внук, с горящими глазами рассказывал про то, как налетели эланцы и подло сбили на испытаниях наш совершенно не готовый к отражению атаки корабль.
Он даже добавил, что эланцы на бреющем полете прошли над горой Хованка и обстреляли станцию. Дети слушали, затаив дыхание. Особенно их убедил рассказ об обстреле. Как иначе можно было объяснить холодные, заваленные снегом и льдом пещеры, обрывающиеся оплавленными колодцами от попаданий снарядов.
Я подошел к кучке мальчишек, дождался, когда рассказчик обратит на меня внимание, оторвавшись от живописания жаркой баталии на орбите, и попросил внука помочь со снятием данных с самописцев на верхнем наблюдательном посту.
Для восьмилетнего ребенка не было желанней предложения.
Мы выбрались из закопченных тоннелей, со следами герметизации подручными средствами, прошли по теплым жилым секторам. Стали подниматься в бронированной трубе гулкой и нескончаемой винтовой лестницы, разделенной на герметичные отсеки стальными дверями с колесами кремальер.
Мальчик, пыхтя, двигался за мной. Когда мы одолели 6 тысяч ступенек, половину пути наверх, я предложил отдохнуть.
Матвей уселся рядом на рваную подушечку, сделанную из пришедшего в негодность термобалахона — нелишнюю вещь в царстве холодного камня и капающих с потолка капель конденсата.
Когда мы отдышались, я спросил у мальчика:
— Внучок, а кто тебе сказал, что "Святогор" сбили эланцы?
— Ты, — удивленно ответил он.
— Как это? — поразился я.
— Ну, то есть не совсем ты, — смутился мальчик. — Папа рассказывал мне про то, когда болела бабушка, ты говорил ей про эланцев.
Я вспомнил далекое уже время, когда Арина задыхалась от кашля и металась в мокром от пота спальном мешке, не находя покоя для своего горящего в огне болезни тела.
Она держала меня за руку и говорила что-то невнятное про то, что это она во всем виновата. Сказала, что в тот день она так торопилась посадить глайдер, что зацепила мачту маяка. Мне так не хотелось потерять ее, что я тут же придумал историю о широком следе от посадки неизвестной машины.
"Таких глайдеров у нас не было", — придумывая на ходу, сказал я. — "Скорее всего, это был эланский десантный корабль. Эти ребята большие доки по части подлых штук… Только они могли…".
"Правда?" — спросила она с облегчением. — "А я…"
Через пару минут жена спала. Я строго-настрого наказал Павлику оставаться с мамой, а сам отправился с другими на заделку большой трещины в основании 14 штрека. К этому времени температура на поверхности упала до 65 градусов ниже нуля и от студеных сквозняков не спасали ни термобалахоны, ни обогреватели. Перекрыть доступ холоду во внутреннюю часть пещер, отсечь разрушенную часть подземного комплекса от помещений, в которых еще можно было жить, было вопросом жизни и смерти.
Никогда не думал, что маленький Павлик запомнил этот разговор. Сколько раз он потом слышал правду от взрослых, но та ложь во спасение стала для него главной правдой, а все остальное просто версиями людей, которые не хотят помнить о своих врагах, чтобы не расходовать нервную силу, так нужную для выживания.
То, что рассказывал мальчик, было дальнейшим развитием совершенно дикого, чудовищного мифа, создателем которого невольно стал я.
Но возможно ребенку было легче поверить в то, что "Святогор" сбили эланцы, чем в раздолбайство обалдевших от безделья связистов, у которых в наиважнейший момент отказал передатчик.
Когда уйдут очевидцы событий, уже никто не сможет подтвердить это или опровергнуть. В конце-концов, люди верят в то, что им выгодно.
Даже если я объявлю во всеуслышание о том, как все было на самом деле, через несколько поколений удобная, красивая ложь снова вылезет наружу. Быть хорошим — это естественное человеческое желание"…..
— Выключи, внучок, — произнес дед. — Великое горе нас сегодня посетило.
Губы старика тряслись, в глазах стояли слезы.
— Оба-на, — размышляя, произнес Виктор. — Это что, получается, вы, космонауты, невинных людей погубили на энтой вашей, как ее там, — Гале.