Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
Именно так начинают свой день простые люди. Те, кого ты хочешь заставить воевать за ненужные им планеты и звезды, которые они не увидят даже в телескоп. Именно здесь, темными зимними утрами и можно понять, чего каждый из нас стоит на этом свете.
— А поэтому, — расплылся в улыбке Живой Бог, — эти люди с большим удовольствием бегут от собственной малости в мир общих великих дел и грандиозных свершений. Сначала смертный будет радоваться сопричастности большому и значимому для него. Будет утверждать себя как часть великого процесса, жадно собирать похвалы, награды, должности и звания.
А на деле он просто тянуть на себе воз абсолютно ненужных ему лично идей и убеждений. Однако, по мере того, как ему будут подкладывать все новые и новые глыбы чугунных смыслов называемых «общественной пользой», «патриотизмом», «истинной верой» и «государственного благом», он вдруг все ясней будет сознавать, что это все полная муть.
Но обычно это случается уже тогда, когда силы истрачены и пришло время околеть в оглоблях впереди чужой телеги. Умереть с сознанием того, что свою собственную задачу он не выполнил. Инерция велика, трудно свернуть в сторону. Вот эти ребята тоже ничего не смогли сделать.
Управитель, торжествуя, посмотрел на Рогенду…..
— Я бы не радовалась и не злорадствовала, — ответила девушка. — Из воплощения в воплощение они остаются ни с чем. Так накапливается неодолимая усталость духа. Приходится искать новые способы заставить смертных добровольно исполнять задачи, указанные им Живыми Богами.
— А гипноиньекторы? — спросил Управитель.
— Андрей, вспомни — только вера и любовь исторгают сладкие потоки энергий из смертных сердец. Ты не представляешь насколько это приятно — лететь впереди толпы крылатой богиней победы, направляя единый порыв людской массы.
А пользуясь иньектором мы приходим к Башням Энергоконтроля. С одной стороны из марионетки выкачиваем, с другой вливаем. Тупой механический процесс.
Глаза Управительницы на мгновение вспыхнули красным огнем.
Андрей довольно улыбнулся.
— Такое случается, когда кто-то искренне начинает верить в свою непогрешимость. А оттого не имеющий намерения возиться с чувствами и желаниями каких-то недоразвитых существ. Кое-кому, пожалуй, нужно больше смотреть на кольчатых червей. С большой высоты больней всего падать.
Девушка бросила быстрый, недоуменный взгляд на Управителя.
— А не пора ли нам продолжить наши изыскания? — поинтересовалась она. — Приятные были времена, когда большинство предпочитало умереть за веру, чем томиться в безверии.
— Нет, это было гораздо раньше. Перед Большим Вторжением люди уже начинали брыкаться, — сказал Андрей. — Ганя, при редактировании все эти «взбрыкивания» подай будто народ «хотел», но «верхи» сдерживали творческую инициативу. Ну, не мне тебя учить.
— Скажешь тоже, — Управительница рассмеялась. — Никогда людям не было так легко и просто, как в том мире устоявшихся понятий и незыблемых правил. Им не приходилось думать как поступить. Доблесть и трусость, верность и предательство были соотнесены с вполне определенными поступками. Это понимали даже последние маргиналы, которые искали оправдание своей низости в технике и тактике. Пойдем, хватит уже болтовни.
Управители вернулись в зал и снова запустили автомат чтения.
К кораблю Конечникова подошел подьемник. Прозвучал стандартный диалог швартовочного оператора и пилотов. Заскрежетали захваты, гулко хлопнули о броню присоски гравитаторов. Раздался лязг, гудение и вибрация, чувствующаяся сквозь сиденье кресла.
Потом заскрежетали тормоза, громадная масса корабля ударилась о причальные амортизаторы. Корабль ощутимо встряхнуло.
Ракетоносец начал плавный подьем. Габаритые огни сменились яркими прожекторами выпускной площадки. Полевые компрессоры вытеснили из камеры газ и подталкиваемый гидравлической катапультой 2803 выплыл из шлюза.
Зведолет мягко развернулся и пошел вокруг станции, ожидая своей очереди на телепорте.
Конечников, может быть в последний раз рассматривал все ее линии, изгибы и углы. Орбитальная крепость была красива. Древние знали толк в гармонии форм, соединив в ней практичность удобного инструмента и изящество произведения искусства.
Нутряное чутье подсказывало Федору, что с ним в этот раз ничего плохого не случится. Сон который ему привиделся это подтверждал. Но Федор срашивал себя, отчего так нехорошо и тоскливо стало у него на сердце при виде станции, места, которое долгие годы было его родным домом.
Повинуясь пилоту, скаут по пологой спирали стал подниматься над станцией, направляясь к исполинскому кольцу телепортатора.
Орбитальная крепость в этом ракурсе выглядела слегка выпуклой равниной, светящую в ночь огнями окон, обитаемым островом посреди космической пустоты.
Над островом бушевала гроза, — вспышки энергии в телепортаторе на миг разрывали темень, пронизывая пространство нестерпимо ярким разрядами. Рукотворные молнии срывались с излучателей 30 километрового кольца телепорта, чтобы, сойдясь в центре установки открыть дорогу в нуль-пространство еще одному кораблю.
Операторы портала торопились, заряженные на полную емкость громадные накопители отдавали установке всю запасенную энергию. Очень скоро очередь дошла и до корабля Конечникова.
В первое мгновение после темноты Федор не мог понять кто он такой и где находится. В сознание назойливо проникал холодный, бесстрастный женский голос, информирующий об удачном переходе.
Память тут же изобразила на внутреннем экранчике совсем молодую Хелену, еще не Ястребову, а Тернер, старательно читающую лекцию офицерам об основах мгновенных перемещений в континууме.
В этот момент мозг, наконец, справился со сменой вакуумных метрик.
Пелена серого сумрака отступила, открыв громадные пространства, где под лучами ярко-голубой звезды плыл радующий глаза чудесными красками бело-зелено-синий шар планеты. «Ноль третьего» выбросило далеко в сторону. Место предстоящей баталии располагалось глубоко внизу.