Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
На это Конечников порекомендовал наглому первому лейтенанту заварить двери, и сидеть там безвылазно, делая все, что они сочтут нужным: есть, спать, нести службу, раздуваться от чувства собственной значимости, писать и какать, поскольку малый гиперпространственный разведчик плохо приспособлен даже для штатного экипажа. Своих матросов же, от слаженности действий которых зависит дальнейшая судьба наследницы престола и груза особой важности, он, накануне боя, ничем стеснять не будет.
Десантник прошипел нечто неразборчивое и убрался восвояси. Потекло пустое, наполненное тяжелыми мыслями время. Конечникова от того занятия оторвали только пару раз.
В первый, когда командир спецназа подрался с лейтенантом Грымзиным, командиром десантной группы скаута.
Во второй раз ближе к вечеру, когда в шлюзовой створ ангара затащили для погрузки санитарный корабль. Он был раза в два больше малого ракетоносца, толстый, пузатый, неуклюжий. Военная полиция и спецподразделения взяли «санитара» в двойное кольцо, заблокировали входы и выходы ангара. Всеми правдами и неправдами на стартовую площадку стал набиваться народ, вылезая из технических помещений, грузовых ворот и даже коммуникаций внутреннего транспорта. В основном это были дети, женщины, гражданские.
На звездолет можно было пройти только по предъявлению особого пропуска, требуя его даже у носильщиков лазарета и тяжелораненых. Экипажи кораблей на станцию не выпускали, объясняя это запретом, связанным с состоянием повышенной боеготовности.
Конечников так и не смог связаться с Гутом по телефону и не получил никаких вразумительных сведений от его сослуживцев. При том бардаке, который творился сейчас на станции, это было вполне объяснимо. Тревога за своего черного друга окончательно заела Крока.
Федор вышел из корабля, в надежде, что у капитана Кинга хватит ума найти новую стоянку крейсеров — разведчиков и болезненная щепетильность Авраама не помешает ему просить бывших коллег о спасении.
Федор подобрался ближе к транспортнику, насколько позволяло оцепление вокруг собственного корабля, и пошел вдоль сдерживающей толпу цепи, вглядываясь в лица за живым кольцом солдат.
Солдаты стояли с оружием наизготовку, выставив штыки. Вокруг бурлила толпа. Люди кричали, протягивали руки к охране, умоляли взять хотя бы детей, предлагали деньги, золото, все блага мира.
Нижние чины были одеты в парадную форму, с аксельбантами, белыми ремнями, в хромированных касках. Под темными стеклами щитков не было видно лиц.
Казалось, что это роботы, которым все равно кто стоит перед ними, все равно, что будет с ними самими, когда транспортник уйдет, оставив их умирать на обреченной станции.
Или же бессмертные боги, которым безразличны страдания примитивных существ, существа неподвластные ограничениям пространства и времени, способные легко сбросить бесполезные оболочки из плоти, чтобы перенестись в иные тела и иные миры, туда, куда им захочется.
Один из солдат вдруг поднял стекло каски. Конечников увидел испуганные, бессмысленные глаза, до предела испуганного и забитого деревенского парня. Он опасливо покосился на соседа, погоны которого украшала одна лычка, ковырнул в носу, и снова надвинул на лицо темное зеркало щитка.
Командир охраны ругался с пожилым полковником, крича — «Неужели вы не понимаете, что это не положено!».
А тот, несмотря на то, что в мирное время мог стереть в порошок наглого лейтенантишку, бубнил что-то со слезами на глазах про дочь и внучку.
— Конечников, Конечников! — закричал кто-то. — Как хорошо, что я тебя встретил.
Федор обернулся. Из толпы, подпрыгивая на месте и прожигая насквозь взглядом, ему махал руками, капитан Искорин. Под глазом у него явственно проглядывал тщательно замазанный фингал.
Конечников подошел ближе. Искорин протиснулся между штыков и заорал, перекрывая шум толпы:
— Привет.
— Привет, — ответил ему Федор. — Что у тебя с лицом?
— Стрелкин гадость про мою невесту сказал. Вот мы поговорили с ним.
— А по нему не скажешь, — заметил Конечников.
— У тебя на борту не найдется местечка для меня?
— Нет, — прокричал в ответ Федор. — Все занято, все под контролем.
По правде говоря, этот штабной был бы последним в списке тех, кого Конечников стал вытаскивать со станции.
— Я знаю, что ты меня не сильно любишь, но хочешь, я тебе денег дам? 1000 рублей прямо сейчас и еще 4, когда доберемся до безопасного места.
— Не в деньгах дело, — продолжил прикидываться валенком Конечников.
— 10 000, - подумай Федор, целых 10 000 рублей.
— Только что 5 было, — усмехнулся Конечников.
— Скажи свою цену. Мой отец богатый, заплатит.
— Сиди лучше здесь. Там «Тундеры» шатаются, которых мы упустили.
— Ты не понимаешь! Командующий застрелился, его все равно бы под трибунал бы отдали, штаб самораспустился…
— Ну и что, — прокричал Федор.
— Конечников, я знаю, что кроме крейсеров у эланцев есть еще АБГ. И не один. Они вот-вот пустят в ход пушки «сучек» и разнесут крепость в клочья.
— Что ты несешь, дурак! Молчать! — крикнул Конечников.
— Все, все слышали!? — закричал Искорин, обращаясь к толпе. — Нас всех подставили! Мы все умрем!
— Прекратить! — рявкнул ефрейтор охранного подразделения, тот самый, на которого боязливо косился молодой солдат. Он с разворота ударил Искорина прикладом по голове.
Но было поздно. Услышав страшную новость, истошно завизжали женщины, толпа поперла на оцепление. Конечников счел за лучшее вернуться на корабль. В камеры обзора было видно, как волнуется людское море за надежной компресситовой броней корпуса, мелькают дубинки полицейских, приклады солдат, зонтики и трости гражданских. Вдруг истошно заревела сирена, слышимая даже на центральном посту скаута. Замигали красные лампочки на створе шлюзовых ворот, предупреждая об активации подъемных механизмов. Толпа кинулась прочь, давя женщин стариков и детей. Конечников не стал смотреть, что будет дальше.