Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— А верно ли мы их поняли? — с сомнением произнес Стрельников.
— Я тебя уверяю, что «Konechnikov», «nova armo», «granda princino» и «propravole kapitulaci garantii via vivo» поняли все.
— А что это за новое оружие? — поинтересовался Стрелкин.
— Слышал я краем уха, что им Хухрик, в смысле академик Корсаков занимался.
— Нихрена себе, — поразился Василий. — Хотя, если подумать, какое буровое оборудование над Солейной… До сих пор не знали, жидкая она или твердая.
— Зато теперь знаем наверняка, — невесело ответил Федор.
Раздался зуммер переговорника.
— Господин капитан, — четко отрапортовал дежурный, — во втором спальном помещении беспорядки.
Конечников шел, расталкивая сгрудившихся в проходе матросов, так быстро, что спецназовец едва успевал за ним.
— Капитан, вы уверены? — спросил второй лейтенант, командир абордажного взвода, когда, наконец, догнал его. — С оружием только 30 человек, все без скафандров. Мы их одолеем в два счета.
Десантник настойчиво посмотрел в глаза Федора.
— Лейтенант, это не эланцы. Там почти треть команды, там лучшие наводчики и механики, те которые понадобятся нам в бою. Кого я посажу за прицелы пушек?! Ваших мордоворотов?
— Но это бунтовщики, они вооружены и не хотят подчиняться приказам.
— Да, но я все же попытаюсь, лейтенант. Мне есть, что сказать этим людям. Сделайте все так, как я приказал, и мы избежим кровопролития.
— Как прикажете, командир.
— Уберите людей с прохода, вдруг начнется стрельба, — напоследок распорядился Федор.
Конечников прошел сквозь группу бойцов, держащих на прицеле дверь второго спального помещения. Динамики на стене рявкнули: — «Не стрелять. К вам направляется парламентер для переговоров».
Дверь открылась и замерла, покачиваясь на петлях. Световая полоса в такт ее движениям то сжималась, то расширялась.
Конечников шел на негнущихся, прямых ногах, а в голове внутренний голос умолял его вернуться, бросить эту дурацкую и опасную затею, пока есть возможность.
«Пусть этим займется штурмовая группа» — предательски шептал этот трусливый голосок.
Но в Федоре росло и ширилось понимание того, что только он в состоянии остановить бессмысленную бойню, которая вот-вот начнется на корабле. А ему, Конечникову Федору, терять уже особо нечего.
Конечников сделал шаг вперед.
Матросы — бунтовщики прятались по углам, за импровизированными баррикадами из коек, просто стояли угрюмой, молчаливой, угрожающей массой. Их оружие было направлено на него.
На поясах висели аварийные дыхательные приборы, — матросы подготовились к тому, что их будут выкуривать хлорпикрином или травить нервно-паралитическим газом.
«Хорошо, что ребята не додумались нацепить скафандры», — пронеслось у Федора. — «Теперь поздно».
Он вошел, с усилием подтянул к косяку дверь, крутанул запорное колесо кремальеры и нажал на кнопку блокировки.
— Как видите, я один, — произнес Конечников. — Кто у вас старший?
— Я старший, — отозвался знакомый голос, и из-за угла вынырнул каптер. — Сам Федор Андреевич пожаловали-с. Зря вы, ваш бродь сюда пришли. Теперь заложником будете. А попытаются штурмовать, мы им выбрасывать вас по частям будем.
— Ты это серьезно, Иваныч? Меня?
— Вот я и говорю, зря вы сюда ваш бродь пришли. Лучше б вы Ваську сюда направили. Или первого пилота, лейтенанта Комарова — та еще гнида.
— Пока не начали, может поговорим?
— Уговаривать будете, ваш бродь? — хмуро спросил каптер.
— Разговаривать, — ответил Федор.
Поражаясь себе, Федор решительно присел на кожух механизма у двери. Опасливо тыча в него стволами, матросы отодвинулись на пару метров.
— Вы ваш бродь в героя не играйте. Оружие отдайте и от двери отойдите. Открыть попробуете — в тридцать стволов изрешетим.
— Зачем мне открывать двери, если я приказал ее заблокировать снаружи? А пистолет мне положено носить, время нынче неспокойное. Мало ли чего. Вы что, боитесь? Или думаете, что я собрался в одиночку вас всех перестрелять? Поговорить я пришел.
— Смотрите, ваш бродь, слово неправильное скажете или руку не туда положите, то не обессудьте. Плохо умрете…
— Мы все плохо умрем, если будем и дальше ваньку валять. Вы заметили, что воздух в отсеке не движется?
«И вправду!» — загудели голоса матросов. — «Задушить задумали, ироды!»
— Ша, — оборвал галдеж каптенармус, гладя руку на сумку с «хрипуном». — Ваш бродь, объясните, а то ведь на куски порвем. Нашли чем нас пугать, не маленькие, чай, предусмотрели, что воздуха нас лишите.
— Объясняю, — невозмутимо ответил Конечников. — После того, как я сюда вошел, вентиляционные магистрали были перекрыты, двери наглухо заблокированы. Я перед визитом сюда исповедовался, сделал распоряжения о похоронах и имуществе.
Если вы меня тут, как ты, Иваныч сказал «рвать» начнете, откроются клапаны продувки во внешнюю атмосферу. В смысле, в безвоздушное пространство. Блокировка снята. Вы только руки ко мне протянете, как все мы кровью захлебнемся.
Матросы загудели, с тоской глядя на запертую дверь позади командира корабля. Ухо Федора уловило в угрожающих выкриках страх. В пустоте, индивидуальный дыхательный прибор мог лишь отсрочить смерть на пару минут, сделав ее чрезвычайно болезненной и мучительной.
— Тихо! Тихо! — осадил каптер матросов. — Хотели бы удушить, давно бы сделали. Мы слушаем, что вы врать будете ваш бродь. Чтобы свою жопу спасли чего только не придумаешь. Про Отечество родное и присягу.
— Вы думаете распинаться буду про присягу, веру, князя и отечество? Нет. Я напомню вам про моего друга, капитана Кинга.
— Нахрена нам твой капитан! — подался вперед старослужащий матрос Иванов.
— Вы бы за себя сказали ваш бродь. Ведь вы наш счастливый билет. Выдадим мы вас эланцам живого или мертвого, нас за это эланцы культурно в плен возьмут. Мы не звери, конечно, но жить то хочется.