Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
— Проходи, раз уж тебя отец позвал, — Мухсин 18 , другой стражник отступил в сторону. — Не стой как вкопанный.
Эрадж же со своим круглым восторженным лицом протянул Азиму руку.
— Так вот он каков, юноша, которому дали выбор? Я очень рад встретить тебя воочию, — заулыбался он, пожимая руку Азима.
Юноша хотел опустить руку, но Эрадж не отпускал. Он обнял Азима за плечо другой рукой и, не смолкая, повёл его ко входу на базар.
— Ну… сделал выбор? Ещё нет? Наверное, от девиц отбою нет, — в его голосе слышалась нотка зависти. — Или от их матерей? — усмехнулся он. — Бегают за тобой, да бы подлизаться, а?..
18
Мухсин произносится с гортанной «х».
— Я как-то об этом ещё не думал, — с серьёзным голосом перебил Азим. Ему мало было Вомика, так теперь его этот вофи будет донимать. Он вытянул свою руку из крепкой руки Эраджа и вышел из его дружеского объятия.
— А что же не думал? Дела поважнее есть? — неугомонно продолжал Эрадж. — Ах, мне бы такой выбор? — замечтался он. — Так нет! — и тут же прервал себя. — Выдали мне троюродную сестру, которую я терпеть не мог, и живи с ней теперь. А она ворчит, как дышит, — пожаловался он, качая головой.
От его слов Азиму стало ясно, в чем заключалась зависть в голосе Эраджа. Так уж заведено в Ахоруне — на ком родители скажут, на той и женишься. Юноша не стал отвечать стражнику.
— Быстрее, — на облегчение Азима позвал Комил. — Твой отец уже заждался нас.
— Стражи без хлопот, господа, — с рукой у сердца пожелал Азим и пошёл за Комилом.
Мухсин, что стоял под куполом, поблагодарил его кивком, а вот Эрадж последовал за ними.
На стенах внутри рынка через каждые пятнадцать газов висели масляные лампы. Их света было недостаточно, чтобы осветить ларьки и лавки и, тем не менее, Комил заметил двух детей с метлой у лавки.
— Что тут делают дети?! — в недоумении спросил он.
— А-а, эти, — довольно протянул Эрадж. — Гадкие карманники. Сам поймал их, когда они пытались обчистить одну пожилую тётку, — с полной грудью похвастался он.
Комил в негодовании развёл руками и покосился на стражника.
— Они ведь дети, как-никак. Им пора домой.
— Отработают и пойдут, — буркнул Эрадж. — Я сам их отведу, да с родителями их хорошенько переговорю, — пригрозил он детям.
Азим поравнялся с Комилом и нашёл одного взглядом. Мальчик, лет десяти, с дерезовой 19 метлой больше его роста устало подметал за лавкой. При виде мальчика Азиму не стало его жалко. В какой-то момент, у него возникли осуждения. Неважно кто ты, за нарушение законов и порядков нужно отвечать. Этот мальчик и тот второй, его подельник по старше, который чуть дальше собирал мусор в грязный мешок, не исключение.
19
Дереза — кустарниковое растение.
Карманники, так вам и по делам! Благо, вас не бросили в темницу, думал Азим, глядя на сорванцов.
— Ладно! — позвал Эрадж, не выдержав выжидательный взгляд Комила. — Идёмте, я отведу вас домой.
Он был одним из двух караульных, стороживших весь рынок в ночи. Он совершал обход и теперь должен был проверить стража у северо-восточного входа.
— Ждите там, я скоро к вам подойду, — он указал им на северо-восточный купол, а сам повернулся к Азиму. — Позволь, дать тебе совет, юноша. Когда бы ты не решился сделать выбор и кого бы ты не выбрал, — продолжил он, когда Азим повернулся к нему, — сделай это по любви, ибо только любовь стоит всей жизни. Без неё нет смысла всему.
— Я учту ваш совет, ака, — с почтением сказал Азим.
Когда Азим бывал на главном рынке днём, он не мог отвести глаз от его величия и красоты. И хотя ночь сейчас пожрала все его краски, рынок не стал менее привлекательным и даже выглядел таинственно. Вдоль стен те же остроконечные арки, скрывающие занавешенные лавки. Под тусклым светом луны на этих занавесках можно разглядеть узоры, олицетворяющие продаваемые товары. За ними днём продают одежду, обувь, украшения, вещи для хозяйства, а продовольствия продают на внутренней площади.
На этой внутренней площади в строгую колонну выстроились прилавки с проёмом посередине, чтобы можно было обслуживать покупателей с двух сторон. Прилавки были сделаны из тёмного камня, среди которых превалирует зелёный цвет.
— Каждый прилавок или какая-то его часть одолжена одному торговцу, и он платит с него одну тринадцатую с ежемесячной выручки, — пояснил Комил, заметив, как внимательно Азим рассматривает всё вокруг.
— «Я знаю», — про себя сказал Азим.
Каждый прилавок не меньше двадцати газов и в голове Азима снова возник вопрос: «Как один человек может справиться со своим делом, если к нему подойдут сразу несколько покупателей?».
— Конечно, этот торгаш может нанять помощников, либо привлечь своих родных, — продолжал свой урок Комил.
— Разумеется, — сдержанно улыбнулся Азим.
Отец уже ответил ему на этот вопрос похожими словами, но он также заметил, что некоторые торговцы работают одни. Вот Азим и гадал, как они справляются в одиночку?
— Прилавки разделены на деления, которые мы называем «колоннами», — добавил Комил. — В каждой колонне пять прилавок. Всего на этом рынке двадцать пять колонн. — Он внезапно остановился и с горящими от восторга глазами повернулся к Азиму. — А ты знаешь, почему именно двадцать пять?
Азим остановился не сразу.
— Отец рассказывал мне историю рынка, когда мне было вдвое меньше тех мальчишек. Я уже не помню её, — за время своего обучения Азим не спрашивал об этом и был не против послушать её снова.
— Дело в том, что, когда султан Хорун распорядился открыть на этом месте базар, его угостили виноградом. Так как султан любил счет, разумеется, он посчитал все виноградины в грозди — их оказалось двадцать пять. Султан Хорун велел, чтобы на базаре было двадцать пять ларьков и двадцать пять прилавок, — рассказал Комил.
Это было очень давно, вспомнил Азим, где-то в пятом или шестом веке Эпохи человека. С тех пор прошло больше двух тысяч лет и главный рынок неоднократно перестраивался и обновлялся. Теперь же те двадцать пять прилавков стали группой прилавок, заключенных в двадцать пять колонн, а вдоль стен внутри рынка было по двадцать пять ларьков, на втором же этаже было по двадцать пять комнат различных размеров и использовались они в качестве рабочих кабинетов членов Торгового совета.