Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
— Кто заберёт лошадей?
Для путников не имеющих своих лошадей, в Ахоруне предлагают в аренду лошадей из конюшни султана. К левому уху таких лошадей приделаны деревянные бирки с печатью султана. Арендованную лошадь нужно вернуть в оговорённый срок, либо привязать у любой коновязи с символикой султана. В противном случае, арендатору грозит штраф в размере тройной стоимости лошади, а кража лошади порой каралась даже смертью. За двадцать пять веков существования Ахоруна им правили разные султаны, в числе которых были и суровые, и жестокие.
Комил объяснил ему это правило ещё утром, но на этот вопрос не ответил в первый раз, так как был отвлечён конюхом.
— Их заберут либо другие путники по дороге в Ангуран, либо за ними пришлют аспгардонов 24 , — ответил Комил, направившись к берегу.
— А как понять, кто не вернул, а кто украл лошадь? — спросил Азим, идя вслед за ним.
— В конюшнях записывают твой адрес и приходят к тебе домой, — безучастно ответил Комил, направляясь к реке.
24
Аспгардон — должность в конюшнях султана — человек, который едет за арендованным лошадьми и возвращает их на привязи.
На этой стороне увала воздух наполнялся слабым ароматом лотоса. Шум прибоя становился громче и был явно неприветливым, как показалось Азиму ещё на той стороне. Возмущённые волны белой пеной омывали песчаный берег с мелкими камнями, и оставляли за собой лепестки лотоса.
— И эту буйную реку нам предстоит пересечь? — взволнованно спросил Азим.
Азим не помнит, но много лет назад он приезжал сюда вместе с отцом и матерью. Аъзам и Зарина, как и многие другие, приезжали к цветочной реке, чтобы предать ей всю свою горечь и боль, причинённую Зелёной хворью. Вода уносит боль и страдание — так говорят бабушки.
Среди народов Рахшонзамина принято, что люди, чьи близкие покинули этот мир не естественным образом, отпускают свою боль у реки и в её пении ищут умиротворения. В сорок дней они приходят и роняют слезу в реку, чтобы она унесла их скорбь. Так, Аъзам и тысячи других приходили к Гулобу проститься со своими покойными. Многие даже рассеивали их прах по воде. Жертв Зелёной хвори не хоронили. Опасаясь, что тела могут заразить почву, султан Бузург ибн Махмуд велел сжигать их.
Ближе к берегу Азим начал скудно вспоминать, как его отец пустил прах по ветру. Река тогда было спокойной, а сегодня словно кипела от ярости.
— Это удивительная река, — с широкой улыбкой ответил Комил, глядя на бурлящий поток. — На самом деле, это спокойная река, но четыре раза в год, в дни поста она свирепствует и её пенные волны приносят эти лепестки, — он поднял с берега мокрый светло-лиловый лепесток лотоса. — Никто до сих пор не знает, откуда она их приносит, — он задумчиво повернулся к Азиму.
Эта загадка всегда интересовала его, и никто не мог на неё ответить, даже самые опытные лодочники и рыбаки.
— Не волнуйся, — ухмыльнулся Комил, — тебе не придётся переплывать её, — он положил лепесток лотоса на плечо Азиму и пошёл вниз по реке.
Склонившаяся крона одинокого чинара указывала на пассажирскую лодку, кормой стоявшую на якоре в ста шагах от путников. Высоко загнутые нос и раздвоенная корма лодки сдержано сверкали под лучами белого солнца. Узор, вырезанный на кедровых бортах, изображал побеги, вьющиеся от сиреневого девятилистника. Янтарная смола, которой отполирована лодка, приглушала солнечные лучи, придавала ей этот сдержанный блеск, что очень понравилось Азиму, когда он посмотрел на неё.
— Пошли, — позвал Комил. — Я хочу занять место у носа.
Азимом охватила нерешительность. Сможет ли она переплыть эту бурную реку, задумался он. Юноша споткнулся о небольшой камень — он не упал, но пришёл в себя и пошёл за Комилом, а лепесток упал с его плеча.
— «Я же не боюсь воды», — утверждал он про себя, глядя на людей, взбирающихся по кормовому трапу на лодку.
— Ты явно уже проголодался, сын Аъзама, — вознегодовал Комил, указывая на тех же людей. — Не меньше двадцати уже поднялось на борт, пока ты медлил. Не видать мне места впереди, — покачал он головой. — Благо, если кому-то надоест стоять столбом, и он пройдет назад, тогда я живо пропихнусь на его место… Надеюсь, — добавил он, сжав губы как жаба, и поднялся на лодку.
Впечатлённый раздвоенной кормой лодки, Азим поднялся последним. Пока он лицезрел чешуйчатую резьбу, мимо него прошли ещё с десяток других людей. Азим ожидал, что, работая с отцом, он будет обходить весь Ангуран. Но он и не предполагал, что будет ездить по городам Ахоруна. Ему впервые предстоит пересечь реку Гулоб. Этот момент был для него волнительным, да ещё и река буйная.
Понятно, что он медлил.
— Хватить разевать рот, парень. Шевелись! Ты последний, — крикнул ему невысокий, широкоплечий мужчина с густой бородой и в тонком светло-голубом сатиновом халате. У него на голове была светло-голубая чалма с короткими белыми хвостами, повязанная вокруг круглой тюбетейки.
Висящее, словно мешок скисших помидоров, брюхо не позволило обрюзглому мужчине поднять ногу и нетерпеливо топнуть золотистой бархатной голошей с загнутым носом и голубым кантом.
Судя по всему, этот человек капитан этого судна. Он всё же неуклюже топнул, выразив своё недовольство и скрылся с глаз. Вместо него появились двое мускулистых, загорелых парней с голым торсом и в коротких, свободных штанах. Своими крепкими жилистыми ручищами они ухватились за канаты, пролегающие вдоль трапа, и потянули. Трап вместе с Азимом чуть дальше от середины начал подниматься. Полуголые молодцы тянули канаты так, будто зазевавшегося юноши и вовсе не было на трапе.
Вынужденный взбежать, Азим наконец оказался на палубе этого диковинного чуда судостроения. В книгах, которые он прочитал, лодки и корабли были изображены иначе, без рыбьих хвостов вместо кормы.
Ступеньки скрипели под тяжестью здоровых парней, когда они, подняв трап, спускались по боковым лестницами на палубу гребцов. Перила на палубе пассажиров возвышалась на пядь выше пояса и стояли на толстых балясинах с чешуйчатой резьбой. Азим не сразу заметил в них фигуры рыб головой вниз. Сама палуба пассажиров возвышалась над палубой гребцов, но скрывала её лишь на половину от общей ширины лодки.