Свет в тумане
Шрифт:
– Миледи, - коротко и с достоинством поклонился мужчина.
– Господа. Могу я поговорить со всеми присутствующими?
– Известно что-то новое, господин инспектор?
– высокомерно осведомилась леди Хапли.
Реджинальд пришел к выводу, что это по-своему удивительная женщина. Она одновременно презирала полицейских, высказывалась пренебрежительно и резко о простолюдинах и при этом ощупывала его бедро под столом. И взгляд ее был весьма красноречив. К концу ужина Реджинальд чувствовал себя изнасилованным.
– Увы, леди Хапли, - спокойно ответил инспектор. Он стоял, прямой как палка, держал свое фирменное кепи подмышкой и невозмутимо разглядывал гостей. Если ужин в доме покойного и казался ему неуместным, полицейский о том молчал.
– Боюсь, смерть его светлости никак не связана с болезнью сердца. Барон был задушен.
– Заду… - рука Флоранс Хапли метнулась к горлу. Потом она спросила удивленно: - Вы уверены?
– Да, миледи. И поэтому я хотел бы побеседовать со всеми, кто присутствовал в доме вчера.
– Вы имеете наглость нас подозревать?!
– вскипел Верне, но сделал это на редкость ненатурально. Реджинальд и прежде не доверял этому колониальному нуворишу, а сейчас находил в нем все больше и больше фальши.
– Это моя профессия, господин Верне, - спокойно ответил инспектор и сверился с блокнотом.
– Вчера в доме были вы, леди Хапли, племянница его светлости леди Ифигения, где она, к слову? Секретарь барона, господин Рорри. Господин Бли, художник, и господин Верне. Также в доме девять человек прислуги и госпожа Жокетт… кто она?
– Няня, - пояснил секретарь.
– Что-то вроде фамильной реликвии, - неприятно ухмыльнулся Пьер Бли.
Инспектор кивнул и повернулся к Мэб и Реджинальду. Снова сверился с блокнотом, хотя создавалось впечатление, что это ему не нужно вовсе.
– Леди Мэб Дерован и господин Реджинальд Эншо. Вы нашли тело?
– Совершенно верно, - кивнула Мэб.
– А вы?
– взгляд инспектора остановился на монументально невозмутимой леди Гортензии.
– Леди Гортензия Паренкрест, первая фрейлина ее величества.
Это были воистину волшебные слова: их хватило, чтобы полицейский утратил всякий интерес к женщине и юному ее спутнику. Очевидно, королевские фрейлины не совершают преступлений.
12.
Для разговоров — по сути допросов — была выбрала маленькая гостиная на том же этаже. Туда выходили по одному и возвращались задумчивые. В гостиной педжабарской за кофе и сладостями между тем не затихали разговоры. Флоранс Хапли ухитрялась одновременно строить глазки мужчинам и возмущаться сложившейся ситуацией. Первое Мэб выводило из себя, второе скорее забавляло. Наигранный гнев леди Хапли позволял узнать многое. У нее вызывала досаду смерть кузена, его завещание — бумаги, впрочем, никто еще не видел, и можно было лишь строить предположения; и особенно возмущало присутствие в благородном доме полицейских. Пьер Бли, нервно стреляя по сторонам глазами, рассуждал об искусстве и о коллекции картин покойного барона. Вернувшись от полицейского, он сделался задумчив и удивительно тих. Секретарь молчал, шелестя страницами блокнота, и в разговоре не участвовал. Верне, поглядывая насмешливо на сцепивших руки Мэб и Реджинальда, травил какие-то несмешные, даже пошлые байки из колониальной жизни. В целом, все это было странно и тягостно.
Наконец полицейский вызвал к себе Мэб. До той поры единственным представителем полиции, которого она знала, был Кэрью — не лучший образец. В доме баронов Дерован полицию не пускали с главного хода, несмотря даже на то, что уже больше полувека в ней служили дворяне. «Чем был плох благородный уголовный суд?» - любила восклицать матушка. Отец замечал, посмеиваясь, что орган, который единолично проводит расследование, проводит суд и приводит приговор в исполнение безнадежно устарел, но однако и сам не горел желанием общаться с полицией. Знатные семьи неохотно расставались с прошлым. Мэб с сожалением признала, что у нее и у самой есть немало предрассудков.
– Леди Дерован, - с учтивостью, сделавшей бы честь и барону, инспектор отодвинул для нее стул. Было это до того естественно, что Мэб лишь кивнула в ответ.
– Могу я задать вам несколько вопросов?
– Конечно, - вновь кивнула Мэб, с интересом разглядывая собеседника. Хорошее умное лицо, взгляд с хитринкой. Да уж, ничего общего с Кэрью. Вот, значит, как выглядят нормальные полицейские.
– Не могли бы вы, леди Дерован, назвать причину своего приезда на Хап-он-Дью?
– витиевато спросил инспектор.
Общение со знатью и художниками, а также колониальными миллионерами ему явно не пошло на пользу.
– Могла бы, - усмехнулась Мэб.
– Я — мы — в отпуске.
– Леди вашего положения выбрала для отдыха Хап-он-Дью?
– удивился инспектор. Словно и не видел полчаса назад в гостиной королевскую фрейлину.
– Леди моего положения выбрала Реджинальда Эншо, - шире улыбнулась Мэб.
– А уже {он} выбрал Хап-он-Дью. И сейчас вы спросите, что за отношения связывают нас, и я отвечу, что это не ваше дело.
Инспектор заметно расслабился, ответил на улыбку и заговорил человеческим голосом.
– Вы обнаружили тело, леди Мэб? Каким образом?
– Реджинальд показывал мне бухту.
Взгляд инспектора мазнул по лицу Мэб, словно безмолвно вопрошая «и все?». Мэб хотела бы иметь в запасе захватывающую историю, но по большому счету она и тела-то не видела, о чем ничуть не сожалела.
– Мне просто повезло, - кивнула Мэб.
– Если можно так выразиться.
– Давно вы знаете барона Хапли и его семью?
– последовал новый вопрос.
– Семью — с нынешнего утра. Барона я и вовсе не знала. С ним когда-то был знаком мой отец, вот и все. А так, барон при дворе не появлялся, я — тоже.
Инспектор посмотрел на нее с любопытством. Он, кажется, относился к числу тех, кто всех аристократов полагает праздными бездельниками.
– Я, инспектор, преподаю в Абартоне, мне не до светской жизни. Убийства в мой законный отпуск также не слишком развлекают.
Полицейский кивнул.
– Знаете вы кого-нибудь из гостей?
– Леди Гортензию и господина Верне, - Мэб поморщилась. Упоминать, что юный спутник фрейлины — студент Абартона, она не стала.