Свет в тумане
Шрифт:
– Книгу?
– оживился Реджинальд.
Рорри хмыкнул.
– Вы ведь понимаете, семья не была особенно примечательна. Весь свой век бароны коротали на острове, не вмешиваясь в дела политические. Участвовали в паре войн, но неизменно возвращались сюда. Материала явно не хватает, и по большей части барон записывал байки, которые любит рассказывать о Хапли Жокетт… Любила…
Секретарь помрачнел и снова замкнулся в себе.
– А как же Грюнар и Юфемия?
– спросил Реджинальд, надеясь еще раз разговорить молодого человека.
Рорри только пожал плечами.
– Эта старая глупая легенда уже никому не интересна. Все мы ее слышали не одну сотню раз. Барон одно время надеялся выкопать что-то новое, утверждал, что его дед на что-то там намекал. Его светлость дни и ночи проводил в семейном архиве, но… - секретарь махнул рукой и отвернулся к окну.
– Но?
Рорри досадливо поморщился.
– Архив в ужасном состоянии. Он огромен, кое-кто из баронов любил писать мемуары, и даже слишком. Но все это веками собиралось бессистемно и до последнего момента хранилось в замке. Некоторые бумаги безнадежно повреждены сыростью.
– Могли бы мы с леди Мэб взглянуть на эти бумаги?
Мартин Рорри сощурился подозрительно. Реджинальд принял самый невинный вид и заговорил мягким увещевательным тоном, который использовал порой на педсоветах, желая повлиять на коллег и ректора. Даже на Мэб этот тон пару раз действовал.
– Мы с леди Дерован, помимо прочего, заняты исследованиями сложных редких зелий и…
– А-а, Грёзы?
– Мартин Рорри отмахнулся.
– Я бы на вашем месте не относился к этому легкомысленно, - покачал головой Реджинальд. Воспоминания об эффекте зелья были все еще свежи.
Секретарь пожал плечами и, вытащив связку потертых медных ключей, отцепил один.
– Это на чердаке. Потайная лестница из библиотеки: нужно повернуть влево чучело ворона. Спросите леди Флоранс для приличия, но думаю, она не станет возражать.
Реджинальд забрал ключ, положил в жилетный карман и вовремя: в дверях появился полицейский инспектор в сопровождении пары констеблей. Вид у них был суровый, а дубинки в руках выглядели угрожающе. Мартин Рорри побледнел, взгляд его метнулся от полицейских к окну, словно ища пути к бегству. Окно было в тяжелой свинцовой раме, сделанной так, чтобы легко противостоять непогоде. Мимолетно секретарь глянул на Реджинальда, прося поддержки, а потом поднялся.
– Господа?
– Господин Рорри, пройдите с нами, - сухим официальным тоном велел инспектор.
– Это… это арест?
– голос молодого человека дрогнул.
– Пока это — дело добровольное, господин Рорри.
Секретарь вымучил улыбку, кивнул Реджинальду и последовал за полицейскими. Констебли с дубинками шли по обеим сторонам и выглядели угрожающе. Место Рорри незамедлительно занял Пьер Бли.
– Они с бароном повздорили несколько дней назад, - сообщил художник доверительным тоном. На Реджинальда пахнуло слишком сладким для мужчины парфюмом.
– Должно быть, наш Мартин и…
Художник умолк с самым многозначительным видом и подмигнул. Накатило чувство брезгливости. Пьер Бли был Реджинальду глубоко антипатичен, он не выносил подобных людей. Что он за художник, сказать сразу было нельзя, но Реджинальд готов был голову позакладывать, что мальчишка — бездельник вроде тех, кто учится в Королевском Колледже.
– Этот Рорри всегда был с придурью, - Бли раскурил темно-коричневую сигарету, источающую назойливый сладкий фруктовый запах.
– Мы ведь учились вместе, знаете? В Вандомэ. Уиллем был талантлив, весьма, весьма… Видели в Педжабарской гостиной натюрморт с битой птицей?
Реджинальд покачал головой. В той комнате слишком много было всего и невозможно было разглядеть детали. Впрочем, Бли не интересовал ответ, он вообще обращал на собеседника крайне мало внимания.
– Это работа Уиллема. Рорри отчаянно ему завидовал. Да и я, признаться, чуток… Рорри выгнали после одной неприятной истории, и мы с ним не виделись до этого лета. А Уиллем… Не нужно ему было возвращаться на этот остров. Невольно поверишь в проклятие, а?
И Бли, отвлекшись от своей персоны, поднял наконец глаза на Реджинальда.
– Что с ним произошло?
Бли пожал плечами.
– Утонул. Как и все Хапли.
– Барона задушили, - напомнил Реджинальд.
– И сбросили в воду, - ухмыльнулся Бли, стряхивая пепел.
– Так уж у них повелось. Слышали, что говорят про всех этих прославленных предков вроде Грюнара и Юфемии? Утонули во время Великого наводнения, и даже тел не нашли.
– У них гробница в Мавзолее, - напомнил Реджинальд.
Бли снова пожал плечами с полнейшим безразличием.
– Ну, может быть. Господин Верне! Господин Верне!
Завидев вставшего с кресла миллионера, художник подскочил и заговорил что-то жарко о картинах, мешая роанатские слова с вандомэсскими и явно продолжая прерванный разговор. Реджинальд отвернулся к окну, не желая встречаться с Верне взглядом. Ему теперь доставало тем для размышлений, и с лихвой.
18.
Трубку взял Фердрен, много лет прослуживший в семье Дерован и приобретший привычку говорить с ленцой и снисходительностью даже с хозяевами. Так мать представляла себе «правильного» дворецкого и старательно воспитывала в Фердрене нужные качества. При этом дворецкий был существо тишайшее, застенчивое, даже пугливое, и Мэб никогда не понимала, как всё вышеперечисленное в нем уживалось.
– Фердрен, maman дома?
– Леди Мэб!
– в надменном голосе дворецкого прозвучали отголоском теплые нотки. Он всегда любил старшую дочь хозяина.
– Ее светлость в саду, устраивает чаепитие с леди Летицией и леди Кассандрой.
– А-а, сестры Бонфлан?
– Мэб кивнула. Младшая из дочерей этого баснословно богатого и родовитого семейства жила неподалеку, и мать обожала приглашать сестер на чашку чая. Это была в ее представлении «подходящая компания». Будь Мэб мужчиной, и матушка, должно быть, уже устроила с одной из дочерей Бонфланов брак.
– Я хотела бы поговорить с maman немедленно.