Свет в тумане
Шрифт:
– И что вы думаете о господине Верне?
– Что он — исключительно неприятный тип.
Этот ответ инспектора, кажется, озадачил. Впрочем, Верне умел производить благоприятное впечатление, да и магией пользоваться не стеснялся.
– А остальные как вам показались?
Мэб пожала плечами.
– Эффи Хапли — тихая девочка. Про секретаря ничего сказать не могу. А леди Флоранс и господин Бли — оба страшно самовлюбленны.
– Вы волшебница?
Этот вопрос, весьма бестактный, поставил Мэб в тупик. Прежде ее никогда о таком не спрашивали, понимая, насколько этот вопрос неуместен среди аристократов.
– Да, но…
– На Хап-он-Дью часто приезжают маги, - пояснил инспектор, разглядывая Мэб.
– Уж и не знаю, что они здесь находят.
Мэб кивнула, разглядывая полицейского в ответ.
– Последний бестактный вопрос, миледи. Ваш Дар?
– Удача, - ответила Мэб, хотя вопрос был не просто бестактный — неприличный.
Инспектор кивнул задумчиво, поблагодарил Мэб и отправил ее восвояси. Место ее в «допросной» занял Реджинальд. Сама Мэб, вернувшись в гостиную, устроилась на диване, взяла с подноса бокал вина — его подали в ее отсутствие — и исподтишка стала разглядывать домочадцев барона Хапли.
Гортензия Паренкрест — особа подозрительная, несомненно, но, в общем, ее можно вычеркнуть. Ее нахождение на острове легко объяснить. Королевская фрейлина — особа заметная, и, появляясь с неуместно юным любовником, она вызовет кривотолки. Хап-он-Дью — место закрытое, даже глухое, совершенно не похожее на курорты, облюбованные роанатской знатью. Его жители сочетают ханжеское целомудрие с некоторым пренебрежением к высоким титулам. Здесь о леди Паренкрест болтать не станут, во всяком случае не больше, чем о любой другой незамужней женщине с любовником и — между собой. Куда сложнее объяснить присутствие тут Кристиана Верне.
Мэб бросила на колониального миллионера косой короткий взгляд. Это был все тот же красивый, холеный мужчина, но теперь он вызывал у нее отвращение. И подозрения. Что ему, способному скупить половину курортов, вздумалось ехать на остров тихий, напрочь лишенный роскошных — luxure, как говорят в Вандомэ, — развлечений?
– А вы что скажете, леди Мэб?
– предмет ее размышлений уселся рядом, почти касаясь коленом ног.
– О чем?
– Удастся полиции найти убийцу барона Хапли?
– Это их работа, - сдержано ответила Мэб, пытаясь отодвинуться.
Леди Флоранс фыркнула.
– Пустоголовые кретины! Они овцу пропавшую найти неспособны, что уж говорить об убийце!
Она явно хотела развить мысль, хоть и непонятно в какую сторону — у Мэб создалось впечатление, что в душе леди Флоранс рада смерти кузена и очень боится проговориться, — но разговор прервали. В дверях возник лакей с самым скорбным выражением лица. На рукаве у него была траурная лента, но Мэб подозревала, что лицо у лакея всегда такое. И голос его оказался неприятный, гнусавый и сиплый.
– Миледи, подошло время закрывать ставни.
– Ах!
– леди Флоранс крайне ненатурально удивилась.
– Уже? Леди Гортензия, леди Мэб, боюсь, вам придется заночевать в поместье. Буря.
Мэб не сомневалась, что это проклятая Флоранс Хапли задумала заранее и специально затянула ужин. Вспомнилось, какими голодными глазами эта ведьма пожирала Реджинальда, и кулаки сжались сами собой.
– Я велю приготовить лучшие комнаты.
– Вы очень любезны, - процедила Мэб, столкнулась взглядом с Верне и поежилась.
13.
Порой Реджинальду казалось, что Дар у него все же есть. Во всяком случае, он всегда безошибочно полагался на интуицию, и сегодня она нашептывала, что ужин в поместье Хапли — плохая идея. Так и оказалось. Визит затянулся, и вот уже поднялся ветер. В такое ненастье ни один здравомыслящий житель острова дом не покидал. Слуги уже суетились, закрывая ставни, проверяя запоры, а дворецкий зычным голосом распоряжался насчет комнат. На мгновение накатило чувство ловушки, глупое, конечно. Человек, могущий рассказать о гробнице и ее странностях, мертв, и в том видится нечто зловещее. Глупость. Точно так же о мавзолее Хапли должны знать Флоранс, Эффи, да и секретарь. И смерть барона не более чем трагическое совпадение.
Интуиция говорила об обратном, чем раздражала неимоверно.
Реджинальд вернулся в гостиную. Там все было по-прежнему, разве что камин растопили — стало свежо — да появилось новое действующее лицо. Сухонькая улыбчивая старушка разливала дрожащими руками чай и жиденько шутила. Все смеялись из вежливости, мрачно поглядывая в сторону окон. Лакеи снаружи сражались с хлопающими на ветру ставнями и уже промокли до нитки. Интересно, подумалось Реджинальду, почему нельзя было закрыть их заранее, до начала бури?
– Это госпожа Жокетт, - шепнула Мэб, беря Реджинальда под руку.
– Няня баронской семьи. Нянчила еще предыдущее поколение Хапли. Кажется, слегка не в себе.
Желая смягчить свои слова и не уподобиться брезгливо кривящейся леди Флоранс, Мэб с мягкой улыбкой добавила:
– Славная старушка. На мою няню похожа.
– Ваша няня тоже рассказывала небылицы, леди Мэб?
– оживился Бли и схлопотал нежный подзатыльник.
– Это не небылицы, юный Пётр!
– прощебетала госпожа Жокетт, голосок у нее оказался тоненький, но звучный.
– Это стародавности.
Мэб вскинула брови. Реджинальд улыбнулся. Его забавляли некоторые местные слова. Своего языка на Хап-он-Дью не сложилось, но диалект — особенно среди людей пожилых — сохранился занятный.
– Так здесь называют старинные исключительно правдивые истории, - пояснил Реджинальд.
– Некоторые еще тех времен, когда Бог ходил по земле.
– Он был огромный, - с достоинством кивнула госпожа Жокетт.
– Весь черный и очень страшный.
Реджинальд сдержано улыбнулся, взял Мэб за руку и усадил рядом с собой на диван. Верне нервировал. Отчасти дело было в том отвратительном случае на балу, но еще больше — в самом присутствии здесь колониального миллионера. Что делал он на Хап-он-Дью? Не то место, куда приедет человек с такими средствами, даже если ему захочется тишины.