Свет в тумане
Шрифт:
– Вызывайте полицию, госпожа Альден, - сказал он, поднимаясь.
Все местные силы были задействованы в поисках убийцы новоявленной леди Хапли. Как понял Реджинальд, пока, дожидаясь полиции, слушал свежие сплетни, местные полицейские даже подумывали привлечь подкрепление с материка. Но не хотели этого страшно. Никогда островитянам не нравилось вмешательство в их дела.
На фоне всего, происходящего сейчас на острове, кража картины из сейфа занимала полицию менее всего. Они пришли — двое молоденьких констеблей — изучили сейф, комнату, снова сейф; подергали ручку, покрутили колесо замка. Все выглядело, как попытка создать видимость кипучей деятельности, и за всем этим была пустота и нежелание связываться на фоне Больших Событий с таким заурядным делом.
Левый констебль, - что отчего-то особенно раздражало Реджинальда, жевал табак, и на губах его то и дело проступала зеленоватая пена. Опять эта мерзкая педжабарская привычка пошла в моду.
– Итак, картина… - из-за табака во рту констебель походил на унылое жвачное животное вроде тощей келутской коровы.
– Дорогая была?
Госпожа Альден поджала губы.
– Максим Лэнс, выплюнь эту гадость!
– потребовала она.
– Я расскажу твоей матери о твоем безобразном поведении!
Констебль дрогнул, испугался на мгновение, но мигом взял себя в руки. Он сдвинул брови, отчего вид его сделался еще комичнее.
– Кхем… Нам нужно полное описание картины, госпожа.
«Интересно, - подумалось Реджинальду.
– Станут они слушать, если обвинить Верне?» Миллионер был богат, но с другой стороны — он был чужак, а этого островитяне очень не любили, это был страшный грех в их глазах. Что победит?
Впрочем, попытка оказалась изначально обречена на провал. Констебль отмахнулся, убрал блокнот и не слишком убедительно пообещал «заняться розысками немедленно».
Реджинальд согласился на предложение хозяйки распить по рюмке наливки. Яблочная, со специями — по старинному островному рецепту, она отлично помогала мозгу работать быстрее. Если пить ее разумно, конечно.
– И все же, госпожа Альден, как у вас появилась эта картина?
Хозяйка нахмурилась, припоминая.
– Сколько я знаю, она всегда висела у нас на стене. Мы уже две сотни лет содержим гостиницу, господин Эншо. Должно быть, подарок кого-то из постояльцев.
– А легенд с ней никаких не связано?
– без особой надежды спросил Реджинальд.
Хозяйка покачала головой. И то верно. Существуй такая история, и ее наверняка использовали бы в качестве рекламы. Оставалось одно последнее средство. В успех Реджинальд верил не особенно сильно, но попытаться все равно стоило. Во всяком случае, это доставило бы ему удовольствие. Реджинальд собирался напрямую поговорить о Кристиане Верне.
Сперва следовало предупредить Мэб и отговорить ее пока идти в имение Хапли. Не нужно ей лишний раз встречаться с Верне.
Мэб в комнатах к досаде Реджинальда не было, зато в постели обнаружилась юная Эффи Хапли. Одурманенная чарами, девочка спала, свернувшись калачиком под пледом и положив под щеку ладони. Судя по не слишком умело наложенному колдовству, оставленному следу — точно небрежно оборванным нитям — это была работа Мэб.
Будить Эффи Реджинальд не стал: раз Мэб усыпила девушку, значит была на то причина. Наскоро набросав записку, Реджинальд положил ее на подушку, придавив какой-то безделушкой со столика и вышел. Внизу царила суета, и Мэб никто не видел, и не знал, куда она могла пойти. Это Реджинальда раздосадовало и встревожило.
31.
Спальня, в которой элегантно страдала Флоранс Хапли, еще совсем недавно принадлежала, судя по всему, ее кузену. Во всяком случае, обставлена она была строго, без излишеств и очень по-мужски, и совсем не вязалась с личностью женщины. Сброшенные возле постели нежно-персиковые тапочки с помпончиками очень странно смотрелись на темном, потертом от времени ковре.
– О, леди Мэб!
– Флоранс протянула руки. Для умирающей, которую изображала, она выглядела слишком уж цветущей.
– Какое счастье вас видеть. А Реджинальд не пришел навестить меня?
Мэб скрипнула зубами. Хотелось ответить что-нибудь резкое, колкое. Заявить, например, что Реджинальд никогда не придет «навестить» эту симулянтку, что он принадлежит Мэб. Но это, впрочем, было не так. Реджинальд никому не принадлежал, он был свой собственный.
Мэб тряхнула головой, разгоняя мысли, села на стул и скрестила лодыжки. Приятнее было смотреть на свои пропыленные туфли, нежели на Флоранс Хапли, но то, увы, было невежливо. Вблизи видно было, что бледность Флоранс напускная, а травмы не настолько плохи, как она хотела показать.
– Как ваше самочувствие?
– О, кошмарно!
– обрадовалась леди Флоранс.
– Я так испугалась! Подумать только! Убийца все еще на свободе! И он охотится на нашу семью! Неужели же у этого Рорри есть сообщник?
Мэб затаила дыхание. Сейчас Флоранс Хапли назовет этого сообщника, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чье имя прозвучит. Но, к счастью, женщина промолчала. Она решила еще немного продлить мизансцену «умирающая красавица»: откинулась на подушки, руку уронила на лоб. Рука была белая, что называется — лилейная.
– Леди Мэб! Леди Мэб! Подайте мне капли, прошу. Они где-то там, на столе.
– Капли?
– Синий флакон, - тоном Лизетты из «Милой шарлатанки» уточнила Флоранс. Все в ней было до того театрально, что перед глазами стояла теперь сцена из спектакля. Разница была в одном: Бланка Барбу, игравшая Лизетту в Гарден-Фоллис, была куда лучшей актрисой.
Флакон по всем законам жанра должен быть снабжен крупной этикеткой «КАПЛИ», а рядом стоять еще один, с надписью «ЯД», черепом и костями.
Мэб даже была разочарована, когда капли оказались «Патентованной Укрепляющей Микстурой Доктора Холлистока». Она взяла флакон, а потом взгляд ее притянули бумаги и книги.
Это несомненно была спальня барона, и он использовал комнату также, как кабинет. Несколько томов по истории острова, еще о тех временах, когда он был независимым герцогством. Тоненькая иллюстрированная брошюрка «Легенда о Грюнаре и Юфемии» с комментариями. Какие-то сельскохозяйственные ежегодники. Лист, исписанный насыщенными черными чернилами твердым, размашистым, очень мужским почерком.