Свет в тумане
Шрифт:
– Я редко вру, - сухо отозвалась фрейлина.
– И уж конечно, я {никогда} не прикрываюсь именем Ее Величества. Она и в самом деле обеспокоена.
Элинор не нашлась, что на это сказать, и потому умолкла, предпочтя сейчас больше слушать. Тем более, коридор наконец закончился, и Флоранс Хапли распахнула двери в комнату, обставленную, как и ожидалось, просто ужасно. Мэб вспомнились слова хозяйки гостиницы, что Флоранс завела здесь своим порядки. Должно быть, и обстановкой этих уродливых комнат занималась она.
– Присаживайтесь, - Флоранс Хапли указала на диванчик и пару неудобных на вид кресел.
– Нотариус будет с минуты на минуту. Портенси, подайте чай.
Мэб присела на край дивана, поглядывая на хозяйку. Она была нетерпелива, даже взвинчена, и видно было, что ее нервирует присутствие представительницы королевы. С одной стороны, это было вполне объяснимо. С другой — подозрительно.
Лакей принес поднос с чаем и еще один — с крепкими напитками. Флоранс Хапли сразу же налила себе бокал крепленого вина и с самым мрачным видом устроилась в одном из кресел, закинув ногу на ногу. Обнажилась ажурная резинка чулка.
– Господин Ноубли, миледи, - объявил лакей и посторонился, пропуская нотариуса.
Это был маленький лысоватый человечек в очках, криво сидящих на коротком и остром носу. Он осмотрел гостей, склонился к руке леди Гортензии, россыпаясь в подобострастных комплиментах. Наконец он сел за принесенный слугами столик и начал раскладывать бумаги, одну за другой извлекая их из портфеля.
– Что ж, леди Флоранс, лели Паренкрест, леди Дерован, мы сейчас дождемся остальных бенефициариев, и можем начинать.
Среди «остальных», собравшихся в следующие несколько минут, были Эффи Хапли, Пьер Бли и, к удивлению Мэб, Кристиан Верне. В мысли, что миллионер рассчитывает на наследство провинциального барона, было нечто по-настоящему абсурдное.
– Все собрались?
– сдвинув очки на самый кончик носа, Ноубли оглядел наследников и свидетелей, кивнул удовлетворенно и зашелестел бумагами.
– Что ж, сегодня, 12 числа июля месяца года 1927 в присутствии наследников, эмиссара Короны леди Гортензии Паренкрест и, гм, свидетеля леди Мэб Дерован мы зачитываем последнюю волю и завещание барона Уольдо Оуэна Хапли…
Речь нотариуса текла плавно, убаюкивая. Стандартные формулировки, обыкновенные в подобных случаях распоряжения. Мэб едва не погрузилась в дремоту, из которой ее вывел вопль Флоранс Хапли.
– Что?!
– «Моей кузине леди Флоранс», - терпеливо зачитал нотариус, - «я назначаю семь тысяч королевским золотом, а также пожизненное право на проживание в коттедже «Примроуз», каковой после ее смерти отойдет моим прямым наследникам».
– При… примроуз?!
– Флоранс Хапли вскочила с места и принялась расхаживать по комнате.
– Эта старая развалюха?!
– Продолжайте, господин Ноубли, - сухо попросила Эффи.
– Да, миледи, - нотариус вновь поправил очки.
– «Моей племяннице Ифигении Хапли я полагая содержание в четыре тысячи королевским золотом ежегодно до достижения ею двадцати пяти лет. После она получит двадцать тысяч, которыми она сможет распорядиться по своему усмотрению». Также здесь оговорено, леди Ифигения, что ваш супруг не может никоим образом воспользоваться этими деньгами.
– Ха!
– Флоранс Хапли хлопнула по подлокотнику кресла, в которое только что села.
Нотариус едва заметно закатил глаза и продолжил.
– «Пьеру Бли, много лет бывшему другом моего сына, я завещаю те пять полотен, которыми он всегда восхищался». Список картин прилагается, господин Бли. Так, полагаю, обычные выплаты слугам и памятные подарки арендаторам можно опустить… «Основную часть наследства, а также титул и поместье я оставляю еще не рожденному ребенку леди Люсии Хапли в девичестве Хаутон, который получит титул барона или баронессы Хапли, как дитя зачатое и рожденное в законном браке».
Наступила тишина. Долгая, театральная пауза, не нарушаемая ни единым шорохом. Все как один затаили дыхание. А потом упал и с громким звоном разбился тяжелый хрустальный графин, и по комнате поплыл запах коньяка.
– Банальный поворот, - пробормотала Гортензия Паренкрест.
Банальный и отдающий театральщиной, добавила про себя Мэб, рассматривая лица основных претенденток на наследство. Обе были бледны и выглядели шокированными.
– Леди Люсия получает содержание.. Впрочем, это я должен сообщить ей лично, - нотариус сложил бумаги и снял очки.
– Что ж, теперь, полагаю, я должен разыскать вдову барона, леди Люсию. Кому-то из присутствующих известно ее местонахождение.
– Господин Ноубли, - из-за охватившего ее недоброго волнения и дурных предчувствий Мэб, точно школьница, подняла руку.
– А что будет с наследством в случае гибели леди Хапли и ребенка?
Нотариус растеряно посмотрел на королевскую фрейлину, которая сейчас выступала в роли своего рода третейской судьи. Та кивнула.
– Кхм… Это, мне думается, несколько преждевременно… Но в этом прискорбном случае состояние его светлости делится между ближайшими родственницами барона, а титул остается на попечении Короны.
28.
Мэб, появившаяся в комнате уже в сумерках, показалась Реджинальду напряженной и встревоженной. Отложив блокнот с расчетами — бесполезными в любом случае — он поднялся и хотел подойти, но Мэб словно не заметила его движения. Она была холодна и погружена в себя.
– Что-то случилось?
– спросил Реджинальд, еще не зная, тревожиться ему или обижаться.
– Я была на оглашении завещания, - рассеяно ответила женщина.
– Но… Как?..
– Благодаря леди Гортензии, - отмахнулась Мэб.
– Право Короны. Не в том дело. В этой истории сплошные проблемы.