Свет во мраке
Шрифт:
В кого?
Здесь крепкая и надежная община. Все знают друг друга. Большая часть наверняка состоит в родстве близком или дальнем. Обученные для защиты воины тем более знают друг друга в лицо. Я могу скинуть с себя доспехи, поймать одного их оставшихся в коридорах воина, удавить его и, содрав с него одежду, переодеться. И превращусь в обычного стрелка, мечника или же еще кого. Знакомая одежда и… лицо незнакомца. А если напорюсь на небрежный взгляд Истогвия и его дочки-змеи…
Отыскать вражеского ратника в шлеме похожем на шлем ниргала?
Нет. Сейчас все в напряжении. Меня тут же заставят содрать шлем и показать лицо. И снова все рухнет.
Надо что-то
И тут меня осенило…
— Ох… — глухо простонал я, прижимая к животу израненную руку покрытую толстым слоем окровавленных бинтов.
Оханье мое было глухим и слабым из-за перебинтованной головы. Открыта лишь нижняя часть лица, от носа до челюсти. Над переносицей нависает край бинта, бросающий густую черную тень на мои глаза. Открытые места скрыты густой щетиной и пятнами древесной сажи. Голова чуть опущена, что смотрится естественно — попробуй походи с гордо поднятым челом при такой-то ране. Левая рука покрыта повязкой от пальцев до локтя. В правой руке зажат короткий меч. На теле обычная кольчуга поверх грязной рубашки. Пояс стягивает широкий кожаный ремень с четырьмя большими железными бляшками. От меня исходит запах пота, гари и целебной мази.
— Ты-то куда прешь, болезный? — раздраженно и в то же время виновато буркнул задевший меня воин, освобождая путь — Иди приляг.
— Я в порядке — невнятно пробормотал я, стараясь не переборщить с выказыванием слабости. А то вдруг отправят в лечебницу приказным порядком.
Перевоплотиться в обычного раненого, одного из многих, труда не составило. Перехватить в коридоре мужчину с перевязанной шеей и плечом, сломать его и без того больную шею, содрать одежду и доспехи, размотать бинты. А затем спрятать тело и доспехи ниргала в очень подходящем месте — под наспех сооруженным укреплением в одном из больших проходов. Груда лавок и столов должная задержать неприятеля, коли тот ворвется внутрь Горы. Под лавки я и затолкнул труп и отслужившую свою броню. С моей силой это было легко. И ведь место действительно удачное — кому придет в голову растаскивать укрепление? Особенно в такое вот нехорошее время…
Медленно шагая, я осторожно шел следом за спешащими к выходу припоздавшими воинами, позволяя себя обгонять и нарочито идя посередине широкого прохода, не прижимаясь к стенам. Шаг раненого, но сохранившего силы бойца, могущего продолжать бой. Доспехи на мне, оружие при мне. Чего еще?
Воинов Истогвия не могли не потрепать. Каждый меч на счету. А там, в низине перед Горой, явно произошло нечто очень плохое, раз это вызвало такую тревогу, граничащую с великой паникой. Никто ни к кому особо не присматривается, если это не человека в броне ниргала и с головой скрытой глухим шлемом.
— Он-то куда идет? — снова донеслись до меня непонимающие слова. На этот раз я услышал в них недоумение смешанное с завистью. Произнесший фразу уж точно желал бы оказаться на моем месте — получить достаточно тяжелое ранение, чтобы отлежаться в безопасном месте подальше от того, что происходит там, впереди.
Жизнь. Вот самое ценное из того,
Я поспел к мигу, когда тревожный исход почти завершился. У полуоткрытых врат почти не было толпы. Я легко влился в нее и, подталкиваемый в спину незнакомцем с топором, быстро оказался снаружи. На чистом вольном воздухе. В лицо ударил ветер и я невольно подставил ему лицо, желая вдохнуть свежего воздуха. И тут же судорожно закашлялся.
Песок…
Мелкий песок ударил в лицо, залетел в глотку и оставил странный привкус на языке.
Кашлял не я один. Много кто сотрясался от неудержимого едкого кашля, закрывая лицо ладонями. Другие, те что поумней, поспешно заматывали лица первыми попавшимися под руку тряпками. Так же поступил и я. Оторвал низ рубахи и замотал и без того прикрытое бинтами лицо. Теперь скрыта и челюсть. И по-прежнему я не вызываю своим видом подозрения — вокруг много воинов с повязками и почти все замотали головы тряпками.
Но что это за песок? Откуда в зеленой низине и сосновом бору мог взяться сухой песок? Здесь не пустыня.
И почему песок такой белый и чем-то мне знакомый?
— В тот отряд — жесткий командный голос вывел меня из раздумий.
Поспешно кивнув, я затрусил в указанную сторону и через несколько шагов оказался в составе довольно большого отряда занявшего позицию слева от врат. Здесь было много таких как я — перевязанных раненых могущих стоять и худо-бедно сражаться. Те, кто поцелее были отправлены в другие отряды — со своего места я прекрасно видел, как один за другим припоздавшие ратники занимают позиции. Отрядов было несколько. Но они не двигались. Продолжали стоять у самой Горы. По пути я незаметно оглядывался, впиваясь взглядом в фигуры мужчин подходящего роста и статности. Но Истогвия нигде не видел. Куда подевался дядюшка Истогвий? Где, лютый зверь в обличье хозяйственного крестьянина? Лишь бы он не заметил меня первым.
Что тут вообще происходит?
Заметив небольшую гранитную глыбу — видать один из притащенных сюда гигантских блоков раскололся на части — я поднялся на нее. К чему скрывать любопытство? Все вытягивают шеи и таращат глаза. Не буду выделяться. Взбираясь на кусок камня, я с трудом удерживался от того, чтобы удивленно покачать перевязанной головой — настолько я был поражен собственной хладнокровностью. Нахожусь среди врагов и совершенно не переживаю.
Из-под повязанных вокруг лба бинтов я вгляделся вдаль и меня тотчас посетил всплеск страха, разом не оставивший и воспоминаний о казавшейся столь непоколебимой хладнокровности.
Совсем недавно земляная чаша раскинувшаяся вокруг горы была заполненными мертвяками. Их тут были сотни, этих кукол слепленных из плоти и костей, во всем послушных воле хозяина. Тут же были разбиты многочисленные военные лагеря, пусть небольшие, но оживленные. Вокруг лагерей бродили расседланные лошади и некоторая другая живность предназначенная для скорого убоя ради прокорма воинов.
Так было раньше.
Сейчас от всего мною вспомненного осталось куда меньше. Лошадей и скотину я вовсе не увидел. Со стреноженными ногами далеко не убежишь. Это же касалось безразличных мертвяков, не обладающих чувством страха перед смертью — они и так мертвы. Поэтому их уничтожило в первую очередь. А затем нагрянувшее сюда чудовище занялось теми, кто пытался спастись бегством более успешно.