Светить, любить и прощать
Шрифт:
Женщину, появившуюся в роддоме в два часа ночи, Бог характером не обидел. Она, сцепив зубы, лишь тихо стонала да время от времени спрашивала о состоянии ребенка. Бригада, дежурившая в эту беспокойную ночь, естественно, ко всему привыкла и всякое повидала, но с поступившей дамочкой все-таки намаялась: то воды рано отошли, то ребенок шел неправильно, то кровотечение началось… Пришлось врачам и акушеркам попотеть, попереживать, но все же счастье им улыбнулось, и все разрешилось благополучно.
И вот теперь, уставший, но бесконечно довольный и собой,
Дверь неслышно распахнулась и на пороге показалась медсестра, еще не ушедшая домой после ночного дежурства:
– Сергей Леонидович, извините… Можно?
– Да, Маша, проходи. Что у тебя?
Медсестра протянула заведующему пачку бумаг:
– Медицинскую карту роженицы заполнит Алла Дмитриевна… Ну, той, что ночью рожала. Отчет за полугодие Вам оставить или Варваре Петровне отдать?
Мужчина вздохнул и легко кивнул:
– Оставь, оставь… Она тоже устала. Я сам проверю, подпишу. А ты чего домой не идешь, смена-то твоя уже закончилась? А?
Маша, проработавшая много лет с Сергеем Леонидовичем, лишь пожала плечами:
– Куда уж тут домой… Успею еще. Дел по горло, сами знаете… Заведующий нахмурился:
– Дел у нас здесь всегда много. И все же, Маша, ступай домой. Отдыхать тоже надо. Иди, иди… А то завтра будешь как выжатый лимон. Давай, собирайся.
Глядя на ее уставшее лицо, заведующий поинтересовался:
– Как там дома? Все в порядке?
Маша добродушно отмахнулась:
– Да. Нормально. А что нам? Дети выросли, разъехались. Мы теперь вдвоем вечера коротаем… Скучно.
Медсестра прошла по кабинету, положила принесенные бумаги на стол и, кивнув, вышла. Но не успел заведующий взять в руки первый документ из лежащей рядом стопки, как зазвонил телефон. Досадливо поморщившись Сергей Леонидович взглянул на светящийся экран.
Но как только он понял, кто звонит, тут же поспешно ответил, чувствуя, как в груди заплескалась тихая радость:
– Да, милая?
В трубке зазвенел веселый девичий голос:
– Папуль, привет!
Мужчина засиял:
– Доброе утро! Ну, что? Ты уже на ногах?
Слушая щебетанье дочери, заведующий светился счастьем. Дочь свою он обожал. Он любил ее так сильно, что мог часами говорить с ней, поощрял любые желания, с удовольствием делал ей подарки, покупая и безделушки, и драгоценности с одинаковой щедростью. Анна отвечала отцу тем же: не скрывала от него свои проблемы, делилась девичьими радостями и бедами, советовалась, жаловалась и обязательно прислушивалась. Отношения дочери и отца складывались наполненные большой любовью и уважением и вызывали у окружающих и зависть, и изумление.
Сегодня Сергей Леонидович, к своему огорчению, говорить долго не мог:
– Анечка, я должен работать.
Прости, доченька, очень много дел.
Дочь сразу же поняла:
– Ой, а я болтаю и болтаю. Ну, все, все. Иди, спасай своих новорожденных. Целую.
Отец довольно улыбнулся, согласно кивнул и вдруг спохватился:
– Ой,
– Я хотела тебе рассказать о практике… Но это долгий разговор, потом дома поболтаем. Все, папуль! Работай. Не хочу тебя отвлекать.
– Ну, ладно, ладно… Пока, дорогая, надо, и правда, делами заниматься. Сама понимаешь, женщины в роддоме не могут ждать… Маме привет.
Нажав кнопку отбоя, Сергей Леонидович задумался.
Отчего-то вспомнился тот далекий день, когда появилась на свет его любимица. Окунувшись проворной памятью в давний холодный и неприветливый зимний вечер, отец лишь только пожал плечами:
– И как я мог без нее жить раньше?
Ему и впрямь теперь не верилось, что когда-то его Анечки не было на свете. И он спокойно жил без нее, без ее ослепительной улыбки, без ее озорства, без блеска умных лукавых глаз.
Доктор погрузился было в сладкие воспоминания, но, тут же спохватившись, тряхнул головой и, встав из-за своего большого стола, распрямил плечи и шагнул из кабинета.
Надо работать.
Городской родильный дом жил своей обычной жизнью.
Повседневной, привычной, устоявшейся… Суетились медсестры и нянечки, слышались истошные стоны из предродовых палат, спешили озабоченные врачи… Все как всегда.
Роддом – вечное испытание, посланное и женщинам, кричащим от жестокой боли, и врачам, здесь работающим, и отцам, сходящим с ума от долгого и томительного ожидания.
Родильный дом – это священное место, где переплетаются и невыносимая боль, и сковывающий страх, и бесконечная радость, и уносящий в небеса восторг, сотканный из слез, умиления и облегчения. Это новая жизнь, едва ступившая на Землю, хрупкость и зыбкость, надежда и уверенность. Это целый комок бурлящих чувств, сплетение безумной любви и сильнейшей благодарности.
Родильный дом – это сгусток эмоций, выплескивающийся с мольбами и криками, шепотом и рыданиями.
Сергей Леонидович, отдавший этому заведению почти тридцать лет своей жизни, любил и это довольно старое здание, и свой коллектив, ставший его второй семьей. Он знал по именам всех санитарок и нянечек, медсестер и врачей, интересовался успехами их детей, помогал решать домашние проблемы, доставал необходимые лекарства, порой успокаивал и часто поругивал.
Он просто жил этой жизнью, не представляя себе иной, не мечтая об отдыхе и не пытаясь как-то отвлечься от дел насущных.
Сергей Леонидович сочувствовал всем поступающим роженицам, заботливо поддерживал их и строго наставлял. Пациенток своих он оберегал от ненужных потрясений, старался облегчить их природную боль и приглушить естественный страх.
Каждый новый рабочий день становился для Сергея Леонидовича подарком, испытанием, сюрпризом и благословением.
Итак, рабочий день закрутился по спирали, затягивая в свой бурлящий водоворот и докторов, и пациенток, и всех, кто каким-то образом оказывался в городском родильном доме.