Светлая полоса
Шрифт:
«Не смотрите слишком пристально на голографию стен, чтобы не возникло неприятных ощущений, – тут же услужливо предупредил робот. – Проходит смена экспозиций».
Вставать на ноги и спрыгивать возле ВоПШи Алексу не пришлось. Белый круг въехал в шахту, Алекс почувствовал легкий толчок и сразу же привычное тянущее ощущение в животе и пальцах рук. «Нам до 17го, так что сейчас и уши заложит», – подумал Алекс.
И робот тут же подтвердил его мысли. «У вас может заложить уши в конце движения. Вдохните через нос и сделайте глотательное движение, чтобы избавиться от неприятных ощущений».
«Вот это сервис», – усмехнулся Алекс. И тут же почувствовал мягкий толчок, возвестивший о прибытии на 17й этаж. Белый круг покинул зону шахты и плавно поплыл в сторону левого рукава коридоров. Света нигде не было, вспышки бледно-желтого освещения дневного света сопровождали только движение робота, так что Алекс мог видеть коридор не более, чем на несколько шагов вперед.
Неожиданно у Алекса явственно «засосало под ложечкой». Так бывает, когда накатывает противное предчувствие чего-то плохого и неотвратимого. «Да, ладно», – он попробовал отмахнуться от отвратительного ощущения, – в конце концов тебя сюда пригласили официально. До экзамена. А это хороший знак!». И опять он засомневался: «Неужели слово отца Ритки сработало так быстро?».
Белый круг остановился около голографии резных старинных деревянных дверей невероятных размеров, как будто специально созданных, чтобы принять целую толпу школьников. На уровне глаз висела трехмерная поблескивающая золотом надпись, сделанная каким-то чудным шрифтом, похожим на готический. «Зал Ответственности».
«С надписью они переборщили», – решил про себя Алекс, хотя впечатление складывалось весьма целостное в стиле посредственного хоррора 20х годов.
Круг медленно просочился сквозь изображение, и Алекс на несколько мгновений погрузился в полную темноту.
Сердце заколотилось, как бешенное. Но как только он увидел перед собой огромный, погруженный в полумрак зал, стало чуть легче. Любопытство перекрыло страх и волнение. Алекс еще ни разу не видел этот зал пустым. Никаких следов приготовлений к завтрашнему ПИТу не было видно. Противоположную стену и потолок разглядеть было трудно, на полу ровными рядами лежали белые квадраты неактивированных СРМ (стационарных рабочих мест). Справа от входа возле угадывающейся стены завис объемный голографический куб, поблескивающий голубовато-белым свечением. Собственно, только благодаря этому свечению и возможно было рассмотреть хоть что-то в этом громадном полутемном пространстве. Робот, на котором перемещался Алекс, описал полукруглую траекторию, двигаясь у самого пола, и свернув вправо замер напротив куба.
Алекс понял, что встреча с официальным лицом должна состояться здесь и настроился вежливо и достойно представиться и описать свою ситуацию.
«Здравствуйте, я Александр Деброш. Я очень признателен вам за то… Стоп. А кого он, собственно, ожидает увидеть? Самого Риткиного отца?»
«Александр Деброш?», – приятный синтезированный голос, усиленный динамиками, звучал, казалось, откуда-то с потолка.
Повисла пауза, пока Алекс собирался с духом, чтобы ответить. «Да, это я», – сказал он неожиданно осипшим голосом.
«Александр Деброш, вы нарушили правило «свободного дня» перед ПИТом и сделали попытку связаться с министром ЕС, используя его дочь и обратившись к ней с соответствующей просьбой. За нарушение порядка вы не будете допущены до экзамена ПИТ-3. Также, в соответствии с положением о неявке на экзамен ПИТ-3, прямо из этого зала вы будете депортированы в Хаос».
Вся тирада была озвучена размеренно, с нужными интонационными паузами для лучшего восприятия слушающего. И опять наступила пауза. Шуршащая механизмами тишина окружила Алекса. Он словно примерз к упругому потоку, придерживающему его со всех сторон, не в силах двинуть ни одним мускулом. Ему казалось, что он даже не дышит, подавленный услышанным.
Неужели это возможно? Вот так, предательски выманить его из дома, чтобы сдать властям и без всякого выбора препроводить в Хаос.
«Меня заставят уйти прямо сейчас, не простившись ни с кем, даже с мамой» – мелькнуло в голове Алекса.
Он был раздавлен. Неожиданно шипение воздушного потока усилилось, и Алекс почувствовал, что действительно теперь уже физически придавлен к пружинистому сидению так, чтобы не смог соскочить с белого круга, даже если бы захотел.
«Меня на самом деле арестовали, – понял Алекс и вздохнул поглубже, чтобы хоть как-то сдвинуть ледяную глыбу ужаса, навалившуюся на грудь и плечи.
Он не знал, что делать дальше, а потому просто ждал дальнейших указаний или действий робота.
Но ничего не происходило минута за минутой.
Алексу подумалось, что, наверное, стоит что-нибудь крикнуть или просто сказать, чтобы нарушить эту страшную шуршащую тишину.
Неожиданно светящийся прозрачный куб перед его глазами затуманился. Зеленовато-серые клубы материализовались в объемную картинку кабинета, похожего на директорский. Какой-то высокий седовласый человек в модном сером с блеском костюме уверенным движением уселся в объемное антикварное кресло и ослепительно улыбнулся.
– Здравствуйте, Алекс! Я – куратор Андерсон. Рад знакомству! Жаль, не могу пожать вашу руку, – глубоким баритоном произнес незнакомец и еще раз продемонстрировал идеально ровные белые зубы в улыбке.
Алекс не сразу нашелся, что ответить. Чиновник не был похож на обычного школьного куратора. Шикарный костюм, самоуверенность в каждом движении, еще и шуточки (!). Похоже, с ним разговаривал живой человек. С чего это такая честь для провинившегося школьника? Его явно не собирались отправить в Хаос просто так! Значит, еще есть надежда! И она вспыхнула слабым неровным пламенем, как крохотный костерок одинокого путника посреди ледяной пустыни.
– Здравствуйте, Куратор! – Алекс постарался придать голосу спокойны уверенные интонации. – Не ожидал, что меня будут провожать в Хаос, как VIP-персону.
– Так вы же не знаете, как обычно провожают в Хаос, – тут же парировал Куратор, не переставая блистать улыбкой. – Алекс, если серьезно, то ваша ситуация действительно особенная. VIP, как вы соизволили высказаться.
– Благодаря своему деду, вы можете претендовать на особое отношение вне зависимости от собственных заслуг и поведения.