Светлейший князь Потёмкин-Таврический
Шрифт:
Глава IV
Деятельность Потёмкина до 1786 года
И в качестве вице-президента военной коллегии, и занимая должность новороссийского генерал-губернатора, Потёмкин уже в семидесятых годах принимал участие в управлении делами. Множество докладов его по разным вопросам, весьма значительное число рескриптов, подписанных Екатериною, свидетельствуют о многосторонней деятельности князя в это время. Особенно часто в деловых бумагах этой эпохи говорится о крымских делах, о мерах колонизации на юге, о распоряжениях относительно войск около Крыма [167] . Самойлов особенно хвалит меры, принятые Потёмкиным в это время для приведения в надлежащее состояние нерегулярных казацких войск на Дону [168] .
167
См. например, «Сб. Ист. Общ.» XXVII. 1–130.
168
«Р. Арх.», 1867, стр. 1230.
Что касается вопросов внешней политики, то Потёмкин за время заведования Панина этою частью не играл в этом отношении особенно важной роли. Иностранные державы, зная расположение императрицы к Потёмкину, всячески старались задобрить влиятельного царедворца, значение которого росло по мере того, как граф Панин мало-помалу лишался доверия и расположения Екатерины. Трудно определить, насколько рассказы о стараниях разных держав подкупить Потёмкина заслуживают доверия. Рассказывали, например, что австрийский двор в то время, когда был поднят вопрос о баварском наследстве, чрез графа Кауница велел передать Потёмкину значительную сумму денег.
169
«Minerva», 1797, III, 460.
170
Harris, I, 260 (первое издание) и «Minerva», 1797, III, 461.
171
Zinkeisen, «Gescbichte des osmanisclien Reiches», VI, 255. «Minerva», 1797, IV, 111–112.
Трудно сказать также, насколько Потёмкин около 1780 года содействовал сближению России с Австрией. Энгельгардт рассказывает в своих «Записках», что Екатерина, решаясь на союз с Иосифом II, в беседе с Румянцевым, не одобрявшим этой политики, ссылалась на мнение Потёмкина; Румянцев, сказано у Энгельгардта, заметил: «Государыня, вам не нужно ни от кого принимать советов: свой ум – царь в голове…» [172] Но справедливость этих сообщений подлежит большому сомнению. Столько же неосновательно предположение Гельбига, что Потёмкин был виновником путешествия императрицы в Могилев, где она встретилась с императором Иосифом II [173] . Во время пребывания Потёмкина в Москве вместе с Иосифом II он избегал говорить с ним о политических делах [174] . На императора он произвел гораздо более впечатление царедворца, чем замечательного государственного деятеля. Зато после возвращения в Петербург князь неоднократно беседовал с австрийским послом Кобенцлем в видах сближения Австрии с Pocсией [175] . В Могилеве князь не играл особенно выдающейся роли. Завадовский, насмехаясь, писал из Могилева 29 мая 1780 года к С.Р. Воронцову: «Полк свой учил для императора князь Потёмкин, которого везде вижу херувимом» [176] . Во время пребывания принца Фридриха-Вильгельма в Петербурге Потёмкин не говорил с ним о делах и мог выказать свой взгляд на отношение России к Пруссии разве только холодностью обращения с племянником прусского короля, невниманием к высокому гостю. «Князь Потёмкин, – доносил Геррис, – нисколько не старается угодить принцу и обращает на него не более внимания, чем требует необходимость». Дальше: «Отъезд князя Потёмкина (на охоту) должен считаться по справедливости признаком неуважения к принцу прусскому». Наконец: «Князь Потёмкин не хотел дозволить своей племяннице устроить для принца вечер… [177] Несмотря на эти указания, все же нет никакого основания верить утверждениям Гельбига, будто бы не кто иной, как Потёмкин, был виновником холодного приема, оказанного прусскому принцу Екатериною [178] .
172
Энгельгардт, 19. Также рассказ у Блюма, «Ein russiscber Staatsmann», II, 340, основан на одних предположениях, не поддерживаемых фактическими данными.
173
«Minerva», 1797, III, 464.
174
Arneth, «Maria Theresia und Joseph», III, 263–264.
175
Arneth, III, 269, 270, 284.
176
«Аpx. Кн. Воронцова», XXIV, 159. О столкновении Потёмкина с гр. 3. Чернышевым в Могилеве см. Зап. Энгельгардта, 20, и Зап. Добрынина в «Русской Старине», IV. 117.
177
Harris, I, 330–337 (первое издание).
178
«Minerva», 1797, III, 467.
Во время пребывания великого князя Павла Петровича во Флоренции он в беседе с герцогом тосканским Леопольдом говорил, что русские сановники подкуплены венским двором, и между ними первым назвал Потёмкина [179] . С другой стороны, именно в это же время ходили слухи о раздражении Потёмкина против Иосифа II, когда возникли кое-какие затруднения при заключении договора между Австрией и Россией в 1781 году [180] .
179
Arneth, «Joseph II und Leopold von Toscana», «Wien». 1872, 765–772; у Григоровича в биографии Безбородки – «Сб. Ист. Общ.», XXVI. 83.
180
«Minerva», 1797, IV, 119, где сказано о переписке между Иосифом и князем по этому поводу.
Некоторые дипломаты, как, например, Геррис и Сегюр, часто беседовавшие с Потёмкиным о делах, хвалили его способности и, как кажется, были довольны его открытым и честным образом действий. Геррис с Потёмкиным говорил более откровенно, чем с Остерманом или Паниным [181] . В свою очередь, Потёмкин в беседе с Безбородкою называл Герриса «человеком коварным, лживым и весьма непохвальных качеств» [182] . Даже и тогда, когда Потёмкин находился на юге России и был занят устройством вверенного ему края, он подробно знал о состоянии отношений России к другим державам. В письмах Екатерины к князю все эти вопросы занимают весьма видное место. В своих ответах Потёмкин сообщал императрице свои соображения. Но все же напрасно некоторые современники приписывали князю чрезмерное влияние на внешнюю политику. По рассказу Гельбига, и союз России с Австрией, и поездка императрицы в Фридрихсгам для свидания с Густавом III, и вмешательство России в дела Германии по поводу образовавшегося там так называемого княжеского союза – все это было делом почина Потёмкина [183] . Такой взгляд на деятельность князя не соответствует фактам. Западная Европа, вообще говоря, интересовала князя настолько, насколько с нею были связаны дела восточного вопроса. Бывали, впрочем, случаи, в которых Потёмкин чрезвычайно зорко следил за событиями в том или другом государстве. Неоднократно он старался вмешиваться в дела Польши [184] . В 1784 году им была составлена записка о мерах на случай войны с Швецией [185] . В заключении торгового договора с Францией в 1786 году он принимал деятельное участие, как видно из записок Сегюра, из писем Безбородки… [186] Во время нерасположения императрицы к Англии Потёмкин скорее был склонен к союзу с этою державою, нежели к сближению с Францией [187] . Если бы сохранились и были изданы все письма Потёмкина к Екатерине, мы могли бы составить себе гораздо более точное понятие об участии князя в делах внешней политики. Из писем императрицы к князю видно, что он часто и подробно писал ей о предметах внешней политики.
181
«Арх. кн. Воронцова». XIII, 2.
182
«Сб. Ист. Общ.», XXVI. 109.
183
«Minerva», 1797, IV. 298; 1798, I. 357 и проч.
184
См. например, карикатуру, о которой говорится в соч. Гельбига, «Minerva», 1798, I, 35.
185
«Сб. Ист. Общ.», XXIX. 515–516.
186
«Сб. Ист. Общ.», XXVI. 110. «Minerva», 1798, II, 164.
187
«Арх. кн. Воронцова», XIII. 68, 72, 76, 95, 177.
В письме князя к Безбородке от 30 июля 1783 года из Карасубазара сказано между прочим: «Мысли мои в рассуждение противовеса Бурбонским дворам; союз с Англиею, который чем теснее, тем полезнее России, ибо Франция открыла свое доброхотство и что она наипаче желает Россию поставить как державу без действия. Вообразите, как бы она зачала давать законы, если б усилилась; нам нужна морская держава, так как и она дознала нужду в союзе нашем. Против истины сей говорить нечего, и если Государыня решиться изволит, то увидите, чего мы не сделаем. Посему уведомите меня, в каком положении дела заграничные… Нужно нам снабдиться флотом; тогда воля Божия» и проч. [188] .
188
Из рукописной коллекции бумаг, обязательно сообщенных мне С.Н. Шубинским, и из других писем Потёмкина к Безбородке видно, сколь деятельно он занимался такими вопросами.
Главным предметом внимания Потёмкина в области политики был восточный вопрос, отношение России к татарам и туркам. Участие в турецкой войне было эпохою приготовления к той деятельности, которой он посвятил себя после Кучук-Кайнарджийского мира. Расширение границ России на юге, устройство новозанятых провинций, присоединение Крымского полуострова, сокрушение Оттоманской Порты, полное торжество России над исламом – вот главные предметы забот Потёмкина до его кончины. Самойлов рассказывает, что он еще во время первой турецкой войны неоднократно вспоминал о подвигах первых русских государей – Олега и Игоря в борьбе с Царьградом, сравнивал татар с половцами, давно составил план отделения татар от турок, приведения Крыма под власть России, занятия Очакова, постройки на юге русских крепостей, проведения линии укреплений на Кавказе… [189] Несомненно, что Потёмкин, сделавшись другом и сотрудником Екатерины, часто с нею беседовал об этих задачах внешней политики России. Начиная с 1776 года явилось множество рескриптов императрицы к князю, в которых идет речь о приведении в исполнение начертанной им программы. Точно так же и в частных письмах Екатерины к Потёмкину постоянно встречаются относящиеся к этому предмету замечания.
189
«Рус. Арх.», 1867, 1009–1014.
В особенной записке Потёмкин изложил свои мысли обо всем этом [190] . «Крым, – говорится в этой записке, – положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской – во всех сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешним туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу, – вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах. Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику; Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный – да кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите, и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава положит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море; от вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Персии что хотите – он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут о сем просьбу. Сколько славно приобретение, столько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла, да не хотела или упустила. Естьли твоя держава кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления».
190
См.: Соловьев, «Падение Польши», 156–157. Трудно понять, как наш знаменитый историк мог сообщить столь важный документ без обозначения времени, к которому он относится.
Можно думать, что эта записка очень понравилась императрице. Программа, составленная Потёмкиным, была исполнена. Уже в 1776 году князь, руководствуясь секретнейшими предписаниями Екатерины, содействовал занятию Перекопской линии Румянцевым. Постоянно князь распоряжался войсками около Крымского полуострова; он же занимался колонизацией Азовской губернии [191] , чрез него Екатерина предписывала Стахиеву в Константинополе, как должно было трактовать с турками; ему она писала уже в конце 1777 года о необходимости приготовления к войне; ему она в 1778 году приказывала распорядиться о постройке кораблей на Днепре, адмиралтейства на Лимане, города Херсона; ему она предписывала принять меры против набегов кабардинцев в 1779 году, а также и против волнений в Крыму в 1782 году… [192] Можно считать вероятным, что многие рескрипты Екатерины, относящиеся к этим делам, были результатом докладов Потёмкина.
191
«Зап. Од. Общ.», VIII. 210.
192
«Сб. Ист. Общ.», XXVII. 120, 124, 137, 140, 145, 152, 153–155, 166, 177, 207–288. Множество писем Потёмкина и к нему напечатано в последнее время в издании Дубровина «Присоединение Крыма к России». Спб., 1885 и след.
Таким образом, уже в семидесятых годах Екатерина с Потёмкиным были заняты так называемым «греческим проектом», виновником которого считался князь [193] . Геррис доносил в 1779 году, что Потёмкин «заразил» императрицу своими идеями об учреждении новой византийской империи [194] . Ему приписывали проект медали, выбитой по случаю рождения великого князя Константина Павловича [195] . На этой медали изображены Софийский храм в Константинополе и Черное море, над которым сияет звезда [196] .
193
См.: Петров, «Вторая турецкая война», Спб., 1882, I, 21. «Minerva», 1797, III. 232.
194
Harris, I, 203 (второе издание).
195
«Minerva», 1797, III. 237.
196
«P. Старина», XIX. 220–225.